Андрей Левкин - Голем, русская версия

Бармалей купился и не стал выяснять, что за "это" я имею в виду. Он посмотрел на меня только что не жалобно и будто замер в выборе: то ли заснуть прямо за столом, то ли сказать все.

— Хорошо, — что-то склонило его ко второму варианту. Он словно бы протрезвел: голос стал внятным, лицо резко посерело, под глазами чернотой выперли мешки. — Я расскажу. Только не передавай дальше. Все случайно получилось. Никакими ядами я его, конечно, не травил. Электрический шок тоже, не применял. Он однажды пришел какой-то совсем замудоханный. Никакой, в общем. И все время курит. Закурит, почти тут же затушит и почти сразу новую раскуривает. Я ему говорю, ну ты хоть курить-то так перестань. "Не могу", — отвечает. Я ему — ну давай я тебе одно упражнение покажу, может помочь. "Ну давай", — согласился. Я ему и показал. Просто дыхание холотропного типа, там все внимание идет на выдох, наиболее полный. Вообще-то когда такое практикуется, то человек часто получает неопределенный результат, никогда нельзя понять; что с ним стало, в какую сторону. Поэтому— лучше не надо. Но я-то ему не курс предложил, а только отдышаться — это в самом деле могло курение остановить. А его чуть ли не на пятом выдохе пробило. Явно пробило, притом совершенно непонятно как — какого-то эффекта можно ждать только через полчаса, час, да и не с первого раза. Так я с тех пор и не знаю, на что его пробило. Я рад, что он съехал…

Выйдя наконец на улицу, я ощутил, что меня шатает. Мимо шли две дамочки, одна говорила другой о чем-то, произнеся фразу "И я разозлилась как собака".

Я машинально перевел глаза вниз — интересно, она вела на поводке собаку. Но собака была размером с кошку, вдобавок почти лысая, поджарая и мелко дрожала, хотя и была в ливрейке. Я не мог представить, как эта собака может разозлиться.

То, что сказал Бармалей, уже было похоже на правду. Его правду, но можно было поверить. Но я уже ничему тут не верил, отчего и пошел к Хераскову, который — после истории с хозяйственным мылом и мыслями политтехнолога — сделался для меня главным экспертом по части недопознанного.

— И может такое быть? — спросил я его, рассказав в общих чертах сообщенное мне Распоповичем.

— А запросто! — ответил Херасков. — Вот я в молодости, года два назад, надумал за Маринкой приударить. Решил тоже начать бегать по стадиону. А там и приударить — я в институте даже к легкоатлетической секции был приписан. Но, понятно, начал не вместе с ней, а, чтобы не позориться, сначала потренироваться, потому что форма никудышная. Целую неделю по вечерам бегал каждый второй день. Ну так, не очень получалось. И решил я себе представить, будто я — молодой и здоровенный негр. Что ты думаешь? Как представил, так десять кругов и отмахал с ветерком. Ну все, думаю, могу теперь перед Мэри форсить и будет она за мною.

— И что ж не получилось? — Мне-то было известно, что никаких коллизий между ними два года назад не возникало.

— Да чтобы ты на себе узнал, что со мной на следующий день было! Мамочка! День на четвертый только в себя пришел, так все болело… Какая уж тут Маша…

— Мда… — сочувственно согласился я. — Но это все же другая история.

— Почему же? — удивился Херасков. — А вдруг бы я действительно безвозвратно превратился в молодого и здорового негра? Практически ничего не мешало, чтобы так произошло! То есть могло и произойти, и я нисколько бы не удивился, так мне тогда хорошо бежалось… Вообще, кстати! Ты своему Голему скажи, раз уж он при власти, что нужно что-то делать с пивом!"

— В смысле?

— В смысле — прекращать. А то оно повсюду, во всей рекламе. И дети пьют, и дамочки, и когда угодно, и сколько влезет. Так нельзя!

— Ты это чего? — осторожно поинтересовался я, начиная подозревать, что и его тоже пробило, на некие нравственные принципы. — Безнравственно что ли?

— Куда на хер безнравственно! — вознегодовал он. — Блядство полное. Полностью разрушаются русский менталитет и духовный склад! В России надо пить водку — потому что она, во-первых, вкусная, а во-вторых — она-то и формирует нам духовный склад, потому что обеспечивает человеку нахождение в принципиально различных состояниях. Вот ты тверезый, вот ты пьяный. Вдобавок промежуточные фазы учат мужеству и правильному поведению в пограничных состояниях. А пиво, если его внедрят полностью, это же пиздец русской культуре! Это же какая-то мутная обдолбанность, полная невразумительность — кто, где, что за состояние, такое, сякое, тьфу… Все одно и то же. Еще в латышей каких-нибудь превратимся… Сообрази, с кем тогда лет через десять будет водки выпить? Если ее вообще производить не завяжут…