Марсело Фигерас - Камчатка

– А папа у тебя кто?

– Архитектор. Работает в крупной строительной фирме «Кэмпбелл и компания».

– А я?

– Домохозяйка.

Мама выдохнула круглое облачко дыма. Вид у нее был усталый. Ей никогда не нравилось вставать спозаранку. Когда она вновь заговорила со мной, ее голос звучал уже совсем иначе.

– Пойми: ничего страшного в этом нет. Заведешь новых друзей…

– Зачем мне новые! Я хочу со старыми дружить, а ты их у меня отняла!

Тут опять появился отец Руис. Я встал и направился к нему. За моей спиной захрустела бумага – это мама скомкала в руке пустую сигаретную пачку.

Когда отец Руис распахнул дверь класса, никто из моих новых одноклассников не сидел за партой. Все собрались перед доской, выстроившись, как регбисты в положении «схватка», и покатываясь со смеху. Отец Руис ворвался в эту орду, как бульдозер, твердя: «По местам! По местам!» – и тыкая учеников пальцами под ребра; сразу было видно, что он привык разгонять толпы. Дело шло как по маслу, пока у доски не остался всего один мальчик, весь закутанный – болеет, наверно, – в куртке и шапке, лицо скрыто зеленым полосатым шарфом. Он вообще не шевелился. Отец Руис заговорил суровым тоном:

– Садись! Неужели не слышишь?

Мальчик не реагировал, зато прочие хором захохотали.

Это был не мальчик, а скелет из кабинета биологии, наряженный в одежду учеников. Впрочем, кто его знает, откуда этот скелет взялся (поневоле призадумаешься, насколько далеко у этих католиков заходит каннибализм).

Отец Руис сначала покраснел как рак, а потом расхохотался. (Зрение у него было еще слабее, чем я предполагал.) Он раздел скелет и поблагодарил моих одноклассников за щедрый дар в пользу бедных – эту одежду (он сложил ее и засунул под мышку). Большинство иронически засвистело, но некоторые – очевидно, хозяева шапки, куртки и шарфа – примолкли и побледнели.

Отец Руис пригласил меня к доске и объявил, что с сегодняшнего дня я буду учиться в этом классе. Произнес приветственную речь, подчеркнув, как неуютно себя чувствует человек в новом коллективе, где все друг друга знают, и призвал всех принять меня с распростертыми объятиями. Эти слова были выслушаны в почтительном молчании. Все, кто имел дело с отцом Руисом, отлично чувствовали – он человек добрый, даром что директор. Но атмосфера, которую он смог создать, мгновенно улетучилась после заключительной фразы:

– Представляю вам Гарольда Висенте.

– Гарольд! – тут же завопил кто-то на последней парте.

Я зажмурился. Мне хотелось только одного – умереть на месте.

Я не предусмотрел, что из уважения к моей воле – ох, если б они всегда так ее уважали! – родители решили, что и в школе я должен сохранить за собой имя Гарри. Гарри – уменьшительное от Гарольд, а имя Гарольд – одно из тех редкостных имен, которые, хоть и не содержат слогов «жо», «пе» или «пи», почему-то вызывают у аргентинцев желание переиначивать их без стыда и совести. «Гарольд, Гарольд, га-га-га, кушать хочешь? – Да-да-да!» – тут же прозвучало из другого утла класса; тридцать хищников в синем, Синие Жадины из «Желтой подводной лодки», и все надо мной потешаются; я хотел быть Гарри, но Гарольдом – ни в жизнь! По классу распространилась зараза дразнилок, и все принялись глумиться еще и над фамилией «Висенте»: «Висенте-повисенте», «Висенте-трусы-на-ленте», и даже почему-то «Отец Руис на веревочке повис»; все слилось в какой-то мюзикл без музыки, где либо молчали, либо разговаривали в рифму, не хватало только, чтобы скелет начал, как Фред Астер, отбивать на стенах и потолке чечетку, пока его не призовут к порядку, ухватив за шарфик.

Я чувствовал себя точно персонажи комиксов, у которых над головой вечно маячит черная туча – таскается за ними повсюду, как привязанная, и время от времени пуляет в макушку молниями, Весь день я только и делал, что играл сам с собой в «Висельника», не обращая никакого внимания на объяснения учителей. Вообще-то я всегда был прилежным учеником, но теперь решил объявить школе полный бойкот: пусть мне поставят по всем предметам неуд, чтобы родителям поневоле пришлось забрать меня отсюда. В конце концов «Висельником» заинтересовался сосед по парте, с которым меня свела судьба, – некий Денуччи. Правила игры его явно озадачили (как мне удается ошибаться, угадывая буквы в слове, которое я сам и выбрал?). И отчего я так упорно раз за разом стараюсь сам себя повесить? Непонятно!

После уроков нас встретили родители и повели на дачу пешком, чтобы показать дорогу. Гном мешал мне предаваться унынию – тараторил, делясь впечатлениями: от новой школы он был в восторге.