Он вовсе не собирался сдаваться без боя.
– Ага, так это ты. Мне следовало догадаться.
– Польщен, что ты меня запомнила.
– Человек, который говорит «ням»…
– Только в нужные моменты.
– …и взрывает отели, срывая самую значительную встречу умов бог знает за сколько лет.
– Эта встреча гораздо важнее. В смысле, наша с тобой. Давай посидим где-нибудь, выпьем.
– Не смеши меня. Ты под арестом. Я отведу тебя прямиком в полицию.
– Предупреждаю: это будет нелегко. Преступники, задавленные чувством вины, частенько сдаются и разрешают надеть на себя наручники, а бунтари, совесть которых чиста, дерутся до конца.
Подобно тому, как в симфонии резко вступившие медные духовые забивают партии всех остальных инструментов, в душе принцессы взвизгнул страх, заглушая собой гнев и отчаяние – слаженный дуэт из первых тактов этого концерта. Ли-Шери обвела взором пляж, надеясь на подмогу. Несколько молодых людей, блондинистых, как в рекламе шампуня, и загорелых до цвета дерьма, заметили ее взгляд и принялись махать ей руками.
– От этих пляжных мальчиков помощи не жди. Их интересует только еда и серфинг. Вдобавок со мной им тягаться нечего. У меня черный пояс по хайку и черная рубашка в химчистке. Кстати, сегодня утром я встретил пришелицу с Аргона. Она заявила, что у моей ауры – цвет горелой резины. Я поблагодарил ее и сообщил, что черный цвет – мой любимый. Как и рыжий.
– Значит, ты тоже ее видел…
Ли-Шери замялась. Она впервые заметила, что Бернард одет в черные плавки, а на ногах у него – черные сандалеты. Интересно, где продают черные сандалеты? Принцесса была в растерянности. Поверх загара у нее выступили мурашки, отчего ее кожа стала напоминать забрызганную кровью булыжную мостовую, если смотреть на нее с высоты птичьего полета. Ли-Шери чувствовала себя улицей в разгар Французской революции.
– Хулиетта, приведи сюда полицию, – обратилась она к скелету в бикини, хотя отлично знала, что на пляже не осталось ни одного полицейского (всех их бросили на расследование взрыва) и что Хулиетта все равно не понимает ни слова.
– Тебе не о чем беспокоиться, я не причиню тебе вреда. Я рад, что мы с тобой уже почти подружились. Я хотел смыться с Мауи сразу же после «бум-бума», – Бернард хитро подмигнул Хулиетте, – но увидел тебя.
Это было правдой. Старый приятель Дятла, контрабандист с материка, который теперь выращивал марихуану на побережье Коны, обещал тайком переправить его в Гонолулу на своем пиратском корабле. Несмотря на то что взрыв произошел раньше времени, судно могло выйти в понедельник утром, если бы Дятел того захотел.
– Не понимаю. Ты остался из-за меня?
– Из-за тебя, детка. И еще у меня осталось немного динамита, который я пока не истратил.
– Чего-чего? – рассмеялась принцесса. – Ушам своим не верю. Да ты просто маньяк!
– Мистер маньяк.
– Хочешь еще что-нибудь взорвать?
– Хочу угостить тебя коктейлем.
– Коктейлем?
– Ну там пина-текилой или текилой-тай. Конечно, если ты совершеннолетняя. Мы же не собираемся нарушать закон.
– Спорим, мне столько же, сколько тебе.
– Я старше, чем санскрит.
– А я была официанткой на Тайной Вечере.
– Я так стар, что помню времена, когда «Макдоналдс» не продал еще и сотни гамбургеров.
– Ты победил.
– Стало быть, я могу угостить тебя выпивкой?
– Как тебя зовут?
– Бернард.
– А по фамилии?
– Бернард Маньяк.
– Послушайте, мистер Маньяк…
– Я не стану ничего слушать, пока ты не сядешь со мной за столик в кафе. Твоя бабуся тоже может к нам присоединиться, хотя, честно говоря, меня слегка шокирует, насколько откровенно этот купальный костюм демонстрирует ее прелести.
– Ну хорошо, – сказала принцесса и замолчала. Она решила не злить Бернарда. В городе она скорее найдет помощь, чем здесь, на пляже. Кроме того, ей пришлось признать, что улыбка у Бернарда – даже несмотря на отвратительные зубы – просто чудесная. – Хорошо. Мне действительно пора уйти с солнца. Рыжие легко обгорают.
– Это точно, – подтвердил Бернард. – Уж я-то знаю.
На континенте шел дождь. Знаменитый сиэтлский дождь. Мелкий серый дождь, который так любят поганки. Бесконечный дождь, который всегда найдет, как пробраться под воротник и в продуктовую сумку. Тихий дождь, который способен превратить крышу, крытую жестью, в сплошную ржавчину, причем так незаметно, что крыша даже не пикнет. Колдовской дождь, питающий воображение. Тайный язык, на котором шепчет первобытный экстаз, язык сути вещей.
Читать дальше