Юлия Бакирова - Убийственная реклама, или Тайна работодателя

Он осекся. Полина подлила ему и себе чая, подумав: «Моя тетка умерла от рака, не оставив после себя даже детей».

— …Мне необходимо попасть на похороны, — подняв палец вверх, сказал Толя.

— А когда они?

— Через два или три дня, не помню точно. Из головы вылетело.

— Скажи на работе, что головные боли усилились и ты до понедельника не выйдешь.

— А на чем я так быстро доберусь? Поездом два дня, ну полтора.

— Самолетом?

— Сколько у меня денег осталось? Надо постараться успеть, — задумался Толя.

— Не хватит, можем занять. Я могу поехать с то…

Их глаза встретились, посмотрели в упор друг на друга. Она подумала: «О Боже». Он вспомнил, как в том кошмаре падало на пол кровоточащее крыло ангела. Его рука накрыла ее руку.

— Не надо. Я вернусь. Можно? — произнес Толя.

На плите кипел чайник. Пар выходил струйкой из носика, исчезая-умирая в воздухе, а молодой мужчина и женщина смотрели друг на друга и молчали.

Он успел. Был вечер накануне похорон, когда он вошел в подъезд знакомого с детства дома.

Гроб стоял на двух табуретках посреди единственной комнаты в квартире, где покойница жила на протяжении нескольких лет. У изголовья обтянутого красной материей гроба стояли цветы в трехлитровых банках. Рядом с ними стоял еще табурет, на котором около иконы Святой Девы Марии горела лампадка. Потрескивание ее фитиля было, пожалуй, самым громким звуком в квартире. Окна были плотно зашторены, внутри стоял полумрак, отчего на входящих наваливалась грусть. Хотелось плакать, но не получалось, отчего становилось совсем плохо на душе. Несколько старушек сидело на расставленных вдоль гроба стульях. Та, что была знакома Толику, прижимала ко рту маленький белый платочек, нашептывая что-то. Он вошел без стука в открытую дверь, разуваться не стал. Сначала увидел скорбное место, уловил незнакомый запах лекарства, мяты, прогорклого масла. Никто из старушек на него не посмотрел. Все лица были обращены к лежащей в гробу старухе. В наползающем сумраке кожа ее казалась еще белее, чем Толик помнил. Морщины почти разгладились. Уголки губ чуть вниз, ладони сложены на груди, в них иконка, на голове платочек. Толя хотел подойти и поправить кружево, опоясывавшее гроб, но тут его тронули за плечо.

Он вздрогнул и обернулся. Холодные руки обвили его шею, а голова в черном платке уткнулась в плечо. Он обнял женщину.

— Привет, — шепнул он.

— Успел, — сказала мать и тихо заплакала.

Он посмотрел в сторону гроба. Пламя лампадки плясало, играя отсветами на стенах, лицах скорбящих и покойницы. Знакомая ему старуха убрала платочек ото рта, посмотрела на него, кивнула и заплакала. «Наверное, считает, сколько ей осталось», — подумал Толик, принявшись рассматривать портрет, висящий на одной из стен. Дед с холста смотрел, как казалось Толе, на подходящих ко гробу.

— Проголодался, наверное, — отняв голову от его плеча, сказала мать. — Я тебя покормлю. Пойдем.

— Не хочется, — ответил он, снимая через голову рюкзак, в котором лежали кое-какие вещи.

— Ну, тогда чай нагрею, ты же любишь. Пойдем, — потянув его за руку, настаивала женщина.

— Я немного побуду здесь и приду.

— Ладно, — ответила она, но не ушла. Толя посмотрел на лицо матери, и ему показалось, что она боится одна возвращаться на кухню.

— Иди, — попросил он, желая побыть в одиночестве. Старухи ему почему-то не мешали. Они словно слились со скорбной комнатой, с гробом и умершей в одно целое и больше напоминали мебель, чем живых людей. «Может, потому, что скоро их черед?» — подумал Толя, делая несколько шагов вперед, протягивая руку.

Пальцы его коснулись тонкой паутинки. Он поправил кружево, чуть сползшее вниз, обнажившее шляпку гвоздя. Взгляд скользнул по ногам бабушки, покрытым белой тканью. Потом ее руки, лицо, обрамленное платком. «Не красиво», — подумал он, захотев снять его, но лишь присел на свободный стул. Поймав на себе взгляд одной из скорбящих пенсионерок, незаметно скрестил указательный и средний пальцы на правой руке.

На него навалилось бездумье. Только слышно дыхание старух, редкие их перешептывания да как фитилек горит. Толик разглядывал комнату, шкаф и видневшиеся изнутри названия книг, крошечные статуэтки героев мультиков, фотографии, линялую коричневую окраску пола, тапочки в углу, комочек пыли там же, иконки, цветы, аромат которых он чувствовал… Время тут словно остановилось, превратившись в вязкое месиво, затягивающее его. Он поймал себя на том, что не хочет смотреть в гроб. А когда он это понял, то находиться здесь стало нестерпимо. Он встал и ушел на кухню.