Я позвонил в больницу, где держат Сереженьку, чтобы узнать о его состоянии, а меня обрадовали. Оказывается, он стал примерным мальчиком и заслужил свидание с друзьями и родными. Из родных у него только мать, которую никак не могут вызвонить. Я пообещал, что сам займусь этим. Еще я узнал, когда могу прийти.
Дойдя до матери Сережи, я сообщил ей радостную новость, она даже улыбнулась. В последнее время в том, что произошло с сыном, она стала, мне кажется, винить меня. Отношения между нами стали натянутыми, но я не о них.
Короче, ей я сообщил, а сам в назначенное время прибыл ко входу в лечебницу. Прежде чем попасть к Сереже, я был подвергнут строгому осмотру, опросу, а потом еще и инструктажу по правилам поведения при свидании с пациентом. В этой клинике нельзя произносить слово «больной» и тем более «сумасшедший», только «пациент». Еще мне пришлось притворяться и врать, что я лучший друг Сергея и общаемся мы с детства и все такое. Я был убедителен, не зря же я мечтал поступать в театральный.
Меня провели в палату, где за столом на стуле сидел Сережа. «Он изменился не в лучшую сторону», как пела одна певица. Он осунулся, под глазами были глубокие круги. Если хотите точно представить его внешний вид, то посмотрите «Терминатор-2», сцены с пациенткой сумасшедшего дома. У Сережи был такой же вид, с той только разницей, что он мужик. Я не просто так упомянул эту голливудскую ленту. По ходу повествования Вы, Анатолий, поймете…
Он увидел меня и улыбнулся.
— Здравствуй, друг, — сказал он…
Надеюсь, Вы понимаете, что в деталях я могу ошибаться. Но будьте уверенны, что суть разговора я передаю в точности.
Я ответил ему и присел напротив. Не думал, что наши клиники так похожи на лечебницы из западных кинофильмов.
— Я знал, что ты придешь, — продолжал он. — Я специально сделал так, чтобы ты смог прийти.
Он перешел на шепот, говорил он спокойно, сдержанно даже. Но чем дольше он говорил, тем сильнее я замечал происходившую в нем борьбу, я не мог понять ее истока, пока Сережа не сказал:
— …Я долго притворялся, что успокоился, как в «Терминаторе-2». Помнишь, она перестала убеждать врачей в том, что грядет конец света, и сделалась паинькой. Только она не выдержала проверки и попалась. Я же реально расценил, что метать бисер перед свиньями, то есть правду перед врачами, не продуктивно. Я же рекламист, я умею убеждать людей.
Я кивал, вспоминая фильм. Он же, с горящими глазами, продолжал, сдерживая в себе переполнявшие его эмоции:
— …Я разыграл их так, как умел. К тому же они всегда ходят группами, а следовательно, их возможности снижены, ведь психологам давно известно, что много всегда тупее одного и чем больше группа, тем шире масштабы ее отупления. Это и в рекламе действует и здесь. Они ведь консилиумы собирают, со студентами приходят на осмотры. А еще я был скрупулезен в своем притворстве, зная, что они никогда не доверяют внезапному впечатлению. Если долго-долго и талантливо изображать из себя статую, то люди поверят в то, что ты статуя. Вот так и с врачами…
— Ты не боишься, что они подслушивают нас? — спросил я, вспомнив сцену из кинофильма, где одни сидели за специальным зеркалом и слушали то, о чем говорят другие в комнате.
— Нет. Они доверяют мне. Я пустил в ход все свое обаяние, чтобы мой наблюдающий врач полюбил меня как человека, конечно, как человека, которому пришлось много страдать в жизни. Своим поведением я вызвал в нем чувство гордости за то, что я пошел на поправку, что сблизило нас еще больше.
— Ты, как Ганнибал Лектор из «Молчания ягнят», — сравнил я.
— Спасибо, друг мой, — сказал Сережа и, чуть кивнув головой, улыбнулся. В этот краткий миг его лицо осветилось радушием тепла, и я поверил в то, что врач доверяет ему, потому что любит и гордится им.
— Всегда, пожалуйста, — ответил я, улыбнувшись в ответ.
— Но хватит о том, как я их провел. Я очень хотел, чтобы ты пришел. Время тикает. Так вот, я долго думал, как им удалось заманить меня к себе, да еще заставить работать с такой энергией, зная истинные мотивы фирмы…
— Ты о чем? — перебил я, видя, как напряглось все его тело во время последних фраз. Он готов был взорваться как гнойный нарыв в любую минуту, и огромным усилием воли Сережа сдерживал бурлящие внутри эмоции.
Извините, Анатолий, я, кажется, уже писал об этом, но я хочу донести до Вас то состояние, в котором были произнесены следующие слова:
Читать дальше