Валерий Алексеев - Удача по скрипке

- Выше цели берешь. Ты простой карандаш, вот и стой передо мной навытяжку.

Посмотрел на нее солдат - не шутит она. Расстроился, рукой махнул и ушел.

- Что ж ты, Вавка, - говорю, - такой мальчик заметный, а кожа какая нежная.

- Ай, пошли они все, - отвечает мне Вавка с досадой. - И ты отстань, надоела.

На этом наш разговор и закончился.

Недели две она эту кофту носила. Без радости, без души, я уж каяться начала, что настроение ей испортила. Суровая стала Вавка моя, молчаливая, на вопросы отвечает нехотя и в глаза избегает смотреть. Все о чем-то думает. И надумала - на свою погибель.

Вдруг является на работу в манто. Думала я, что синтетика, пригляделась и обмерла. Темная норка, натуральная, с платиновым блеском, во сне я подобного меха не видела.

- Ты что, - говорю, - девушка, с ума сошла? В этакой вещи сюда явиться! Да к нам на крыльцо теперь автоматчика надо ставить. А ну как спросят, где взяла?

- Скажу, подарили, - отвечает мне Вавка совершенно спокойно. И видно по лицу, что этот мех ей тоже радости не доставляет. Знаете, когда у женщины новая вещь заведется, да еще дорогая - и сама вроде новой становишься. А Вавка будто бы постарела: синяки под глазами, лицо бледное, нездоровое.

Ох и рассердилась я тогда!

- Ладно, - говорю, - дело твое. Подкараулит тебя наша слободская шпана без манто, а то и без головы останешься. На плохую дорожку ты встала, подруга. С уголовным миром связалась, если не хуже.

Усмехнулась Вавка, головой покачала.

- Сказки все это, Зиночка. Нет никакого уголовного мира. Есть один только мир, в котором мы живем, и надо в этом мире как-то определяться.

- Вот спасибо, объяснила, - говорю. А на душе у меня нехорошо что-то стало. - Мужика, что ли, завела богатого?

- Ну, прямо, - отвечает Вавка, - дождешься от них. Не те времена, Зиночка.

- Купила, значит? - спрашиваю с юмором.

- Выменяла.

- На что?

- А на кофточку гонконгскую, помнишь?

Здорово я тогда обозлилась.

- Трепло ты, Вавка, и что за радость перед подругами воображать? Если вещь твоя, вот тебе мой душевный совет: сдай ее поскорее в комиссионку.

- Это я еще посмотрю, - отвечает мне Вавка. - Может, сдам, а может, и обменяю. Не в деньгах счастье. Ты мне лучше скажи: не заметно ли во мне каких перемен?

Посмотрела я на нее, подумала.

- Попалась, что ли? Ребенка ждешь?

- Эх ты, курица, курица, - засмеялась Вавка невесело. - Все-то об одном, ничего не знаешь, кроме лукошка с яйцами.

- Ну а так - не видно ничего. Побледнела немного, но тебе это даже идет.

- Побледнела, говоришь? - переспросила Вавка. - А в глазах моих нет ничего? Приглядись-ка.

Заглянула я ей в глаза - и страшно мне стало. Глаза как глаза: красивые, подведенные, зрачки большие. И все-таки что-то такое в них было: как в темноте у зеркала, вроде и нет ничего, а мимо пройдешь - сердце вздрогнет.

- Что ж ты молчишь? - торопит меня Вавка. - Заметно что-то или все по-старому?

- Заметно, что замуж тебе пора, - сказала я ей наконец и не стала больше на эту тему разговаривать.

Вернулась я в тот день домой, Толика с улицы забрала, накормила его, усадила за уроки, отцу в постель бульон подала (он у меня тогда уже хворать начал), сама сижу у стола, смотрю в тарелку, а перед глазами туман, и на сердце тоскливо.

- А скажи мне, папаня, - говорю я отцу, - шубка норковая сколько может стоить, по-твоему? Ты человек бывалый, знаешь, наверно?

Насторожился отец, бульон на табуретку отставил. Очень он бояться стал, что я мужа найду настоящего, и тогда ему жизни не будет.

- Да смотря какой размер, - говорит осторожно.

- Ну, примерно на меня, - отвечаю.

Закашлялся он, захрипел, на подушки откинулся, подбородок свой выставил, глаза закатил.

- Мама, - говорит мне Толик из-за стола, - умирает наш дед, похоже.

- Да нет, - отвечаю, - просто волнуется. Ты, папаня, не бойся, я тебя не кину, отвечай, если спрашиваю.

Отдышался отец, поутих.

- Да тысяч восемь, не меньше, - сказал наконец и в глаза мне тревожно глядит. - Зина, Зинка, что ты опять надумала?

Успокоила я его, приласкала, обещала транзистор купить: он у меня, как ребенок второй, очень подаркам радовался. Подарила я Толику стереоскоп, а ему не подарила, так он неделю со мной не разговаривал.

Ночью спать не сплю, все ворочаюсь, маюсь: не выходит у меня Вавка из головы. Что ж такое, думаю, она над собой сделала? На что ради норки решилась? И рассудила я так: чистым дело не может быть, слишком деньги большие замешаны, и должна я с Вавкой завтра поговорить. Так и так, мол, подружка, выкладывай все напрямик, а не хочешь - не надо: сразу после работы пойду в милицию. Спасать надо девку, иначе совсем завязнет.