Фотина Морозова - Записки литературного негра

"Если только сумею", - повторяла я, вгоняя в память мобильника телефон главного редактора издательства, практикующего "чёрный" труд. А вдруг я всё-таки бездарность, и мою писанину хвалили единственно потому, что боялись моего тяжёлого характера? И даже если хватит способностей, смогу ли приспособить свой тягучий, с обилием отступлений и завихрений, стиль к насекомо-стремительному бульварному сюжету? И даже если смогу, выдержу ли дистанцию в пятнадцать авторских листов (по 40 тыс. зн.) - марафонский забег за чужим текстом?

Как это, вообще - писать чужое?

Но что ещё остаётся, когда своё невозможно продать?

– Ужасы? - замахал руками главный редактор "рабовладельческого" издательства, стоило мне честно ответить на вопрос о моих литературных предпочтениях. - Нет, ужасы - это тяжело. Читатель хочет отдохнуть, расслабиться… Нет, ужасы мы печатать не будем… - Придя в себя после тягостного известия, редактор вновь сделался скептически-любезен. - А детективы когда-нибудь писать пробовали?

Стряслась как-то раз такая попытка, но тот детектив на протяжении первых тридцати страниц перерос в нечто столь неудержимо-мрачно-ирреальное, что я с лёгким сердцем сказала:

– Нет.

– Но согласны писать детективы?

– Да.

Детективы - куда ни шло, главное, чтоб не любовные романы, поручили мне как-то серию статеек об авторах (авторессах) любовных романов, долго потом отплеваться не могла, тьфу гадость, переслащённая манная кашка-какашка, нет, детективы - это ещё по-божески.

– Вам придётся писать по синопсису…

– Напишу.

– Объём - шестьсот, ну, в крайнем случае, пятьсот пятьдесят тысяч знаков…

– Сделаю.

– Что-то вы на всё соглашаетесь!

"Естественно. Я же к вам в издательство не с дуба рухнула. Знала, на что иду."

Эту реплику, как понял читатель, пришлось отмочить мысленно. Когда меня расспрашивали о литературных предпочтениях, я ещё находилась от редактора по другую сторону барьера - значит, имела право соткровенничать с ним, как с любым другим малознакомым человеком. Согласившись писать детективы определённого объёма по синопсису, я переступила черту: отныне я - работник, редактор - работодатель. А с работодателем откровенности чреваты неприятностями. С ним надлежит общаться в рамках своих бумажных функций - строго по делу.

Строго по делу, я спросила, могу ли уже сегодня подписать контракт. Сказали, что могу. Препроводили в зальчик, по-зарубежному разделённый полупрозрачными перегородками на отдельные офисные отсеки, и пока в одном из них юрист-девочка со светлым конским хвостом на макушке и командирскими, со множеством подробностей и кнопочек, часами на загорелом запястье, готовила мой контракт, за перегородкой от неё я читала синопсис. Сперва пробовала читать сначала, медленно, вдумчиво, как учебник русского языка для третьего класса. Потом страницы, общим числом штук двадцать, начали перелистываться быстрее. И, наконец, пришлось вернуться к странице номер восемь, чтобы впиться в неё и только в неё.

Общее впечатление? Страшно то, что - никак. Сюжет, основанный на крупных хищениях, не задевал. Обилие оперативно-розыскных подробностей и милицейских званий удручало: создавалось впечатление, что меня пригласили на работу в зоопарке с требованием срочно изучить повадки всех питомцев. Единственное, что здесь, кажется, можно было сделать - изложить нормальным литературным языком содержание, тем более, что язык синопсиса был далёк от литературы. Как, впрочем, и от орфографии. Нормального изложения хватит по уши. Да, конечно, это далеко от писательской работы в принципе, но, может быть, так и надо? Это работа. За неё платят деньги. При чём здесь личный интерес? При чём здесь вдохновение и прочие архитектурные излишества?

Но страница номер восемь - о, эта страница номер восемь! Сквозь неё мельком проступала второстепенная линия: события, происходившие во время второй мировой войны в пыльном городке на границе трёх государств - в регионе, который мне случалось и посещать, и описывать по собственной инициативе. Давние события, вымышленные автором синопсиса, были корявы и нелепы, а поступки героев неправдоподобны с точки зрения общераспространённого здравого смысла - но тем импонировали мне, которая всегда предпочитала чистеньким освещённым улицам тривиальной психики закоулки и лабиринты нелинейного бытия.

"А ведь это можно написать… А ведь это хочется написать!"

И вот забрезжила в тумане чужого милицейского мЫшления точка, вокруг которой начнёт собираться роман: какая-то микроскопическая магнитная зона, притягивающая железные опилки сюжетных подробностей, диалогов, описаний… И когда, этой точки ради, я примирилась с тем, что буду писать не своё и не для себя, подоспел контракт, долженствующий удостоверить, что литературно я отныне не Фотина Морозова, а…