Владимир Войнович - Сказка о глупом Галилее (сборник)

Заседатель.Что значит зачем? А что же нам еще делать, если мы ничего другого делать не умеем?

Лариса.В таком случае вы его посудите немного, а потом оправдайте. И председателю скажите, что мой муж ни в чем не виновен.

Заседатель.Я такое скажу председателю? (Громко смеется.) Да вы что, за сумасшедшего меня принимаете?

Лариса.Ну почему же за сумасшедшего. Я принимаю вас за честного и порядочного человека.

Заседатель.Ай-яй-яй, какие слова! Честный и порядочный. Я, может быть, не честный и не порядочный, но и не сумасшедший. (Сердится.) Вы когда говорите, когда призываете меня, вы думаете своей головой, к чему призываете? Ну представьте, допустим, я сделаю, как вы говорите…

Лариса.О, это было бы очень хорошо!

Заседатель.Кому хорошо? Вам?

Лариса.Вам. Если бы вы подняли свой голос, это, знаете, произвело бы такой общественный эффект! Это оздоровило бы обстановку.

Заседатель.Ой, что я слышу! Уши вянут! Да как я могу поднять свой голос. Да меня тут же скрутят в бараний рог. И вам не помогу, и сам пропаду ни за грош. (Махнув рукой, идет дальше, бормоча про себя.) Общественный эффект, поднять голос…

Лариса.Слушайте, а что же мне делать?

Заседатель (останавливаясь). Вам? (Возвращается и, приложив ладонь ко рту, громким шепотом.) Бежать!

Лариса.Бежать? Куда? Как?

Заседатель (оглядываясь). Куда угодно и как угодно. Здесь сидеть нечего. Здесь никогда ничего хорошего не будет. Люди деградируют, система разложилась, никаких изменений не будет ни сейчас, ни через двести, ни через триста, ни через тысячу лет.

Лариса.Неужели вы думаете, что ничего нельзя изменить? Но если бы мы все сообща взялись за дело…

Заседатель (морщится). Слушайте, бегите и как можно скорее.

Лариса.Как?

Заседатель.Как угодно. Достаньте путевку на турпоездку, надуйте воздушный шар, выйдите замуж за иностранца.

Лариса (смеется). Скажете тоже. Не могу я выйти за иностранца, я уже замужем. Я буду добиваться освобождения моего мужа, а не добьюсь, буду ждать его возвращения.

Заседатель.Какие глупые и возвышенные слова! Она будет ждать! Да вы знаете, что это значит? Это значит, что вы из года в год будете писать жалобы и получать ответы, и писать жалобы на ответы и добиваться в приемных, чтобы вам разрешили поехать за тридевять земель, поговорить с ним через стекло и передать ему пару теплых носков.

Лариса.Да, и я буду это делать, если моему мужу это будет необходимо.

Заседатель.Да, сейчас ему это будет необходимо. Но потом он горько пожалеет об этом.

Лариса.Почему же это он пожалеет?

Заседатель.Неужели непонятно? Он просидит свои семь или десять лет, намучается, настрадается, он будет видеть вас в своих эротических снах такую, какая вы сейчас, молодую и сочную, а его у ворот свободы встретит измученная пожилая женщина с седыми волосами, впавшим животом и обвисшей грудью.

Лариса.И вы думаете, он меня бросит? Вы не знаете моего мужа. Он благородный.

Заседатель.Тем хуже для него и для вас. Вы будете стареть, сохнуть без любви, без ласки из благородства, а он потом из благодарности будет жить со старой, иссохшей женщиной.

Лариса.О Господи, да что это вы говорите? Вы меня так расстроили.

Заседатель.А вы не расстраивайтесь, вы бегите.

Лариса.Ну как же бежать? Каким способом?

Заседатель.Если бы я знал каким, вы бы сейчас говорили с кем-то другим. (Резко повернувшись, уходит.)

Появляется Председатель.Медленно и тряся головой, идет вдоль сцены.

Председатель.Все-таки мир устроен несправедливо. Почему какой-то темный и необразованный горец в каком-нибудь своем кишлаке без всяких врачей живет сто пятьдесят лет, а у меня, несмотря на то положение, которое я занимаю, все болит, руки дрожат, голова трясется, весь организм разваливается… Почему? Почему природа не устроила так, чтобы продолжительность жизни человека зависела от его значения?

Лариса.Извините, пожалуйста, что я прерываю ваши размышления.

Председатель.А вы кто?

Лариса.Подоплекова Лариса. Жена подсудимого Подоплекова…

Председатель.А, этого, который из ружья стрелял?

Лариса.Да он не стрелял, я вас уверяю. У него и ружья-то никогда не было. Он только цитировал Чехова.