Хавьер Мариас - Все души

Но ни о чем этом мы не говорили: я придержал свою краткую речь, она – свой пространный ответ до того момента, когда, уже отужинав и погуляв по бескрайнему пляжу, мы вернулись в гостиничный номер, зная, что теперь предстоит самое трудное – выступить в представлении, сыграть свою роль. Поэтому мы копили запасы энергии (словесной и судьбоносной) заранее, во время поездки в машине и посещения Королевского павильона, этого дворца-имитации с его зубцами и бельведерами и с окнами в южном стиле, с непременными жалюзи; пока бродили по городским магазинам (с неизменными заходами в букинистические лавки, которые ждут меня по всей Англии, с неизменным приобретением сумок для Клер Бейз и подарка для мальчика Эрика) и пока ужинали, глядя на пляж и на волны прилива; и пока бродили по пляжу разувшись, я тоже разулся на этот раз и нес башмаки на весу, зажав шнурки между средним и указательным перстами (без перчаток). А потом мы поднялись в номер, после стольких обрывочных фраз и стольких пауз (но час был не поздний, мы знали, что день еще не кончен, еще достаточно времени до той минуты, когда можно будет попытаться уснуть; а может, ни ей, ни мне не хотелось, чтобы все получилось слишком утомительно и слишком по-настоящему); она, по обыкновению, снова разулась, а я уже нет, хотя в носки набился песок; и она легла на кровать, и юбка ее задралась, как было предопределено, дабы оказались на виду ее ноги, не мускулистые и крепкие, какими их видели столько глаз, а стройные и двигавшиеся почти по-девчачьи. В эту ночь мы могли растянуть до бесконечности содержимое нашего времени, а потому можно было ни с чем не спешить – ни с разговором, ни с поцелуями. Весенняя ночь была по-настоящему весенней, и одно из окон номера, то, откуда можно было разглядеть какой-нибудь несуразный минарет, какой-нибудь купол в форме луковицы, освещавшиеся изнутри, было открыто. Я повернулся спиной к этому окну и теперь мог смотреть в другое, выходившее на пляж и на море. Я закурил сигарету. Я сказал:

– Клер, я не хочу уезжать. Не могу я сейчас уехать. – И подумал, что этих двух фраз, почти одинаковых, может, достаточно для того, чтобы она вступила в разговор, чтобы ей пришлось что-то сказать в ответ (и тут же подумал, что хоть и заговорил первый, но все еще размышляю и никак не закончу). Она вступила в разговор, но ответа не дала (ответа в точном смысле слова).

– Ты хочешь сказать, уехать из Оксфорда.

Я сказал:

– Да, хотя дело не в Оксфорде, из Оксфорда я как раз хотел бы уехать, думаю, что так, да и делать мне здесь больше нечего, срок договора кончается. Я не хочу расставаться с тобой. Слишком я по тебе соскучился за эти бесконечные недели и не хочу расставаться с тобой всего лить по чисто географическим причинам, смешно было бы. – И я подумал, что высказался более чем недвусмысленно, как оно требуется в серьезном разговоре между любовницей и любовником; и такие разговоры должны всегда вестись на ровной почве, без утайки и с устремленностью в будущее.

– Географические причины достаточно веские, чтобы вынудить людей расстаться. Иногда они решающие, приговор обжалованию не подлежит. Ты сказал, что не хочешь уезжать, потом сказал, что хотел бы уехать, значит, и сам не знаешь толком, чего хочешь. А я знаю, что не хочу никуда уезжать, и не могу. Да, впрочем, неважно, пусть сам ты не знаешь, хочешь или не хочешь, в любом случае тебе придется уехать, и ты уедешь. Нет смысла обсуждать то, что бесспорно. Я сказал:

– Но ты могла бы поехать со мной. – И подумал, что этими словами, к собственному удивлению, уже высказал почти все самое важное, что должен был высказать (и недвусмысленно) в ту июньскую ночь, ночь с субботы на воскресенье, в городе Брайтоне (и еще я подумал: Клер Бейз скажет, что это невозможно).

– Куда поехать? В Мадрид? Не говори нелепостей. Это невозможно.

Я сказал:

– Но ты поехала бы со мной, будь это возможно? – И подумал: вот ей удобный случай сказать, что она сделала бы то, чего, как мы оба знали, быть не могло. Но она не воспользовалась удобным случаем, потому что это не входило в ее роль, а входило в мою.

– Просто из любопытства: хотела бы знать, каким образом?

Я сказал:

– Не знаю каким, надо найти способ. Способ всегда найдется, было бы желание найти. Но сначала нужно захотеть, мне нужно, чтобы ты захотела, нужно знать, что ты готова об этом подумать: и что ты не допустить, чтобы мы снова пережили такие недели, как четыре последние. И не хочу я, чтобы при встрече со мной твой сын глядел на меня странным взглядом, хочу, чтобы он познакомился со мной, жил с нами, если мы будем жить вместе, был бы и моим сыном либо пасынком. Я не могу жить без тебя, хотя, может быть, осознал это слишком поздно, когда вот-вот мне придется начать жить без тебя. Но так уж всегда бывает. – И я подумал, что отважился сказать, причем слишком рано, то, о чем прежде даже не задумывался; и я не был уверен, что захочу сказать такое, хоть в начале разговора, хоть в конце (слово вместе, слово сын, слово пасынок); и еще подумал, что последние мои фразы приемлемы по сравнению с прочими, входящими в скудный набор возможных вариантов поведения при связи не из разряда кровных. Теперь Клер Бейз по роли было положено удивиться, по крайней мере чуточку, даже если бы удивление было притворным. Но ее притворство выразилось в том, что она не удивилась, – способ уступить удивление (притворное) партнеру по сцене.