Позднее в тот же вечер я впервые побывал в «Бо риваж паласе» и познакомился с его великолепием. Я посетил залитый светом пивной бар на первом этаже, где явно собиралась золотая молодежь Лозанны, как можно было сразу же понять по выстроившимся снаружи экзотическим машинам. Внутри красивый молодняк болтал, смеялся, лапался и целовался — по суровым здешним меркам это, без сомнения, считалось высшей степенью веселья и развязности. Я взял кружку пива, и еще одну, еще... А почему бы нет? В кои веки я не был на мели и мог легко это себе позволить. В действительности я не представлял, что делать дальше. Но посидев и выпив кружку — или несколько, — поднялся и прошел в центральный вестибюль. Мимо плыли шейхи в белых балахонах; за конторкой горделиво высился портье во фраке. Представившись самим собой — британским журналистом, я поведал ему, что проделал долгий путь в надежде взять интервью у профессора Басло Криминале, каковой, насколько мне известно, проживает в их отеле.
Оглядев меня, портье изрек «Момент, месье» — и распахнул увесистую регистрационную книгу. За его спиной на стене висела здоровенная таблица, озаглавленная «Курс обмена»; я просмотрел ее и вновь прикинул, сколько у меня в бумажнике. Больше сорока тысяч фунтов; впервые с полным, наиполнейшим правом я мог стать гостем «Бо риваж паласа». «Профессор Криминале и мадам, уи?» — сказал, взглянув на меня, портье. «На самом деле если нет его, не страшно», — буркнул я. «Нет, месье, боюсь, что вы совсем немного опоздали, — ответствовал портье, — они днем съехали из своего пентхауса. Похоже, что-то непредвиденное».
«Правда? — сказал я. — Какое разочарование для моего редактора». «Кель домаж, месье», — посочувствовал портье. «Конечно, вы не знаете, куда они отправились?» — спросил я, разверзая свой бумажник. Зыркнув внутрь, портье сказал: «Я полагаю, в Индию. Я думаю, месье, вы там их где-нибудь найдете». «Благодарю», — ответил я и протянул ему банкноту. «Вы, месье, сама любезность», — отреагировал портье; я, очевидно, был необычайно щедр. «Ну что вы», — бросил я и, выйдя из отеля, пошел на набережную.
Ну вот, подумал я, облокотившись о перила и оглядывая черную громаду озера, — исчезли все они: Илдико Хази, смазливая мисс Белли, загадочный, обескураживающий Басло Криминале. Мне подумалось: а вдруг они все вместе... нет, это абсурд какой-то, совершеннейшая ахинея. Было ясно только одно: след потерян. Хоть в бумажнике моем и сорок тысяч фунтов, но преследованию Басло Криминале наступил конец. Я задавал не те вопросы. Я нашел невнятное решение, точнее, не нашел его вообще. Жизнь, женщины, друзья, враги, сюжет и замысел — все было лишено как формы, так и смысла. Я был сбит с толку, выбит из колеи, разбит, убит и не имел понятия, что делать дальше. Оставалось лишь одно: податься к Брукнер. Может быть, она все объяснит. Но в то же время я лишаюсь своего бумажника... Потом я вспомнил о персоне, к которой, как предполагалось, я всегда должен был обращаться в случае чего, из-за которой я в конечном счете и попал сюда. Вернувшись в вестибюль отеля «Бо риваж палас», я отыскал там телефон и позвонил Дельфийскому оракулу в Вену.
На этот раз Лавиния была на месте. В глубине звучала оперная музыка, звякали стаканы и болтали по-немецки. Я заговорил, она меня оборвала. «Боюсь, что дело дрянь, лапуська Фрэнсис, — сообщила она, — пробовала дозвониться тебе в Бароло, но там вообще твое существование отрицали». «Естественно, — сказал я, — после Бароло уж сколько прошло, теперь я здесь, в Лозанне». «С тобой чертовски трудно связь держать, — ответила Лавиния, — даже когда я трезвая». «Так что за новости?» — спросил я. «Экая досада, Фрэнсис, — бухнула Лавиния, — все накрылось». «Ты про что это?» — не понял я. «Про нашу передачу, — молвила Лавиния, — капут, финито. Больше мы ее не делаем». «Не хочешь ли ты мне сказать, что этот чертов Кодичил...» — проговорил я. «Он здесь ни при чем, — ответила Лавиния. — Он, кстати, по словам миляги Франца-Йозефа, вернулся в Вену в совершенной ярости. Я верно говорю, Франц-Йозеф, лапка?» Издали доносилась болтовня. Я заорал: «Не Кодичил, так кто же?»
«Эльдорадо телевижн», вот кто, — изрекла Лавиния, — они похерили все до одной программы по искусству. Видно, им обрыдли все эти Мыслители Эпохи Гласности». «Не может быть, Лавиния, — сказал я. — Ведь история Криминале — просто потрясающая. Там и начальники госбезопасности, и непонятные счета в швейцарских банках — все что хочешь». «Что бы ты ни говорил, лапуля Фрэнсис, — изрекла Лавиния, — все, к сожалению, бесполезно. Философия — вещь слишком дорогая, а «Эльдорадо» собралось обзаводиться новой техникой, поэтому они хотят заняться исследованием чудесных свойств дешевого телевидения». «Каких еще чудесных свойств?» «Ну, первое чудо будет, ежели вообще отыщется такой дурак, который станет все это смотреть, — ответила Лавиния. — Да, как ни жаль, лапуля, все меняется». «Целая эпоха кончилась», — сказал я. «Именно, — ответила Лавиния. — Стало быть, ты свое дело сделал. Дотащись до ближнего аэропорта и купи себе билет обратно в Лондон. Из разведочного фонда денег больше не проси, они все вышли. Ухнули будто в дыру какую в Вене. Бог весть как, сама не понимаю, ты же знаешь, до чего я бережлива».
Читать дальше