М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1

- Вот эти перчатки, - графиня показала перчатки из тонкой лайки, в тыльную сторону которых, на том месте, где у Спасителя были стигматы, были вшиты крупные рубины, - сделаны в незапамятные времена. Какая странная вещь.

- Исключительная.

- Я собираюсь отослать их подруге в Россию. Знаете княгиню Багратион?

- Ах, эту пожилую даму, что замужем за русским партаппаратчиком? Она ваша подруга? - обрадовалась Барбара и выразительно поглядела на Гришу.

- Вы, вероятно, хотели спросить, сколько лет мне? - сказала графиня, глядя Барбаре в глаза.

- Ну что вы, графиня.

- Почему же нет? Мне тридцать пять лет. А вам? - графиня Тулузская включила электричество; вспыхнули венецианские люстры. Внешность графини, предмет заботы профессионалов, смутила Барбару: подобно большинству антропософски настроенных девушек Барбара доверяла природе и не ухаживала за собой; и природа не оправдывала ее доверия, природа вообще не выполняет обещаний. Лет Барбаре было меньше, чем графине Тулузской, но выглядела она хуже. Графиня вынула гребень из волос, и рыжие волосы упали ей на плечи.

- Вас, - сказала графине Грише, - я приглашаю завтра к себе. Скажете Жану - помните камердинера? - и Жан проводит вас сюда. Здесь уютнее, чем в гостиной.

- Как, - смеясь, воскликнула Барбара, - вы приглашаете моего мужа и даже не интересуетесь, как я к этому отнесусь!

- Разве он вам муж? - хладнокровно спросила Клавдия и отвернулась от Барбары.

Вечером того же дня Гузкин беседовал с Оскаром; ему необходим был совет человека, знающего общество.

- Клавдия? - переспросил Оскар, не расстававшийся со справочником Дебре и знающий европейские фамилии наперечет. - Прекрасно представляю тулузский дом. Род восходит к десятому веку, перекрещивается с Барселонской ветвью. Следует поддержать знакомство, Гриша.

- А Барбара? - выдохнул в телефонную трубку Гузкин, - а господин барон де Портебаль?

- Не понимаю, чем ваша дружба может помешать Барбаре фон Майзель и тем более Алану де Портебалю, - трубка принесла сухой смешок Оскара, насколько я знаю, Алан давно не вмешивается в жизнь жены. Не думайте про это, Гриша, зачем вам? Вы художник, а не дипломат.

- Это верно, - приободрился Гузкин, - однако этично ли получается? Вежливо ли?

- Спросите себя, Гриша, достойно ли вашего дара - тратить душевные силы на такие вопросы и хлопоты?

- Возможно, я излишне щепетилен; с детства приучен к прямоте. Однако есть и деловая сторона вопроса. Видите ли, дело в том, что и Майзели, и Портебали - мои клиенты, - слово «клиенты» Гриша произнес значительно; он давно научился тому, что понятие «клиент» применяется широко и вовсе не звучит оскорбительно. Учась в советской школе, он думал, что клиенты бывают лишь в борделе, а, как оказалось, они есть буквально везде, какую область жизни ни возьми - везде свои клиенты: и в банке, и в страховом обществе, и (разумеется) в искусстве - бароны покупают мои картины. Я связан с ними определенными обязательствами, - прибавил Гриша с достоинством.

- И что из того? Научитесь уважать свой дар, и клиенты почувствуют это.

- Однако - не откажется ли барон фон Майзель покупать мои картины? Я имею в виду, - смущаясь, говорил Гриша, - если мои отношения с Барбарой испортятся? Не повлияет ли это на деловые отношения с бароном? Я хочу сказать, что интересы искусства ставлю выше всего - и на барона я рассчитываю как на покупателя. И на господина де Портебаля я тоже рассчитываю.

- Не понимаю, зачем портить отношения с Барбарой, - Оскар пожал плечами, но Гриша этого видеть не мог. - Полагаю, Барбара с пониманием отнесется к вашим фантазиям. Вы - авангардист мысли, Гриша. Вы - пионер, в хорошем смысле этого слова. Разумеется, барон Майзель и барон Портебаль будут рады поддержать вас. Однако, согласитесь, что всегда лучше стоять на четырех ногах, чем на двух, - снова трубка зашлась сухим смехом, - то, что не купит Алан, приобретет Клавдия.

- Это очень знатная фамилия, да?

- Какая вам разница? Ваш собственный род восходит к Аврааму и наверняка древнее любого европейского.

- Справедливо, - сказал Гриша. Эта мысль доселе не посещала его, но сразу же показалась убедительной.

- Еврейство, - хладнокровно развивал мысль Оскар, - это своего рода дворянство.

- Действительно, - Гриша разволновался.

- Вы вполне могли бы иметь герб.

- Думаете?

- Уверен. Вы ведь не какой-нибудь Алешка Иванов, не так ли? Вы - Гриша Гузкин! Почему у Ротшильдов есть герб, а у вас - нет?

- А Ротшильды - дворяне или нет? - Гриша решил разобраться до конца.