Если бы все люди могли стать свободными одновременно, думал Павел, если бы каждый, именно каждый из них, вдруг ощутил прилив сил и права - сделало бы это возможным счастье одного свободного человека? Да, только так - освободиться всем и сразу, так надо сделать - и разве отдельный человек, провозглашающий себя независимым, он становится примером для остальных? И он не знал, что ответить. Во-первых, он не мог представить себе, что Лиза захотела бы быть свободной от своих обязанностей - не было у Лизы таких желаний; во-вторых, если бы все сразу освободились от привычных законов и обязательств, то что тогда представляла бы из себя отдельная свобода - от чего она бы освобождала? Именно наличие многих несвободных делает отдельную свободу возможной - именно желание отъединить свою волю от других воль и есть желание свободы. Те, другие, они будут пребывать в цепочке связей и взаимном контроле, но твоя отдельная воля эту цепочку разорвет. И в этот самый момент ты сделаешься превосходящим их - по возможностям и волеизъявлению, и, значит, обретешь власть над ними. И твоя власть (твоя свобода) никогда не будет им, другим, во благо - потому что если они все также ощутят себя независимыми, тогда и твоя свобода перестанет существовать, а значит, ты этого никогда не допустишь. Если бы зависимости от воли другого изначально не было никакой, то не было бы потребности в свободе. Но - и эта мысль все настойчивее возвращалась к нему - не является ли ошибкой противопоставление зависимости и рабства - свободе? Возможно, слово и понятие «свобода» (а стало быть, и стремление к таковой) употребляется здесь неточно. Разве именно свободу обретает человек вырываясь из цепочки зависимостей? Он обретает власть, и, значит, то, что мы называем борьбой за независимость и свободу, - есть борьба за власть. Именно власть и противостоит зависимости и рабству, а свобода здесь ни при чем. Свобода - это нечто иное, совсем иное, и вряд ли можно сказать, что человек освободился, если он обрел возможность не участвовать в долгах и обязанностях закабаленных ближних.
Значит, все, что делалось им для освобождения себя от общей морали и общих обязанностей, не принесло ему никакой свободы - а принесло только стыд. Он не стал счастливее оттого, что поступал так, как хотел, и делал то, что другие не разрешили бы себе делать.
Именно властью он наделил себя - властью над близкими, над Лизой, над Юлией, над своими родственниками - над всеми теми, кто теперь зависел от его свободы. Как захочет он, как сложится его решение - решение свободного человека, - так и сложится их судьба.
У него развилась привычка придумывать, какая была бы жизнь у него и у других, если бы этим другим он мог и захотел посвятить свою жизнь до конца, безраздельно. Он играл с собой в эту игру - от отчаяния и вины: воображал себя стариком, проведшим всю жизнь свою с одной лишь женщиной и на склоне лет подводящим итоги счастливой жизни.
Он думал, какова могла бы быть жизнь его с Лизой, если бы все свое внимание, любовь, которую так ждет Лиза, он отдал только ей и никогда ни единой части от этой любви не взял бы назад. У них будут дети и внуки и честная - это слово болезненно врезалось в сознание - честная старость.
И он думал о том, как сложилась бы его жизнь с Юлией Мерцаловой, если бы все, что он может, он отдал только ей. Время стерло бы обиды и претензии, он забыл бы, что чужие руки, руки многих мужчин, трогали ее, он избавился бы от этого груза памяти - и ее избавил бы тоже.
И он думал о том, как бы сложились его отношения с матерью, если бы он не сердился на нее, а исправно исполнял свой сыновний долг. Разве не хочет он, как это бывало, пока он рос и был еще маленьким, прижаться к ней? Разве нельзя все вернуть в то счастливое нормальное состояние, когда все в отношениях скреплено лишь любовью и доверием и нет задних мыслей? Он не пенял бы ей былой брак с Леонидом, он вовсе позабыл бы свои претензии к неприятному ему Леониду. В чем же винить ему Леонида? В том ли, что он страстен и красив? Что же мы имеем друг против друга, думал он. Лишь пустые амбиции, связанные с телом, с постелью, с потом и слюной, с материей и тленом - но под этой материей есть душа, и душа нетленна.
Он лежал без сна и все придумывал и придумывал, как бы сложилась и устроилась жизнь, если бы все люди поступились своими телесными амбициями и страстями. Пусть все начнется с меня, думал он, пусть я сумею и найду в себе силы жить и любить беззаветно, не в постели, не телом, не страстями, но всей душой - пусть сумею оградить любовью того, кого люблю, а не ранить.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу