М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Струев взял его под мышки и поставил на ноги, снял рваную картину Пинкисевича с шеи, потом схватил галериста двумя руками за волосы и стал бить лицом об инсталляцию Лили Шиздяпиной - ночной горшок, приклеенный к швейной машинке. Инсталляция сломалась с третьего удара, распорола щеку Поставцу. Струев, не отпуская волос галериста, перешел к следующей работе. То была шелкография Энди Ворхола - портрет Мерилин Монро. Струев вырвал Монро из рамы, скомкал и стал запихивать Поставцу в рот, пока тот не захрипел. Слюна лезла изо рта Поставца, потом его стало рвать недавно съеденной бараниной, и плохо переваренная баранина вместе с винегретом вывалились на скомканное лицо розовой Монро. Тогда Струев вынул изо рта галериста жеваную шелкографию, бросил ее на пол и перешел к следующей работе.

То была вещь раннего Стремовского, опыт концептуальной скульптуры: серпы и молоты (символы подлой власти) были замотаны в катетеры и клизмы (символы старческого маразма вождей). Струев бил Поставца лбом об инсталляцию, пока инсталляция не сломалась совсем, и обломки произведения Струев отшвырнул ногой. Баранина с винегретом продолжали спазмами вылезать изо рта Поставца, но теперь лицо его было перемазано кровью и непонятно было, где кровь, где блевота. Они перешли к следующей инсталляции. То была снова вещь импортная, образчик творчества Франко Стеллы - молнии и загогулины, выпиленные из фанеры и покрашенные пестрыми красками. Инсталляция сломалась быстро. Поставец задохся блевотой и стал хрипеть. Тогда Струев подвел его к аквариуму, где вуалехвосты гонялись за хлебными крошками, и сунул головой в воду. Поставец хрипеть перестал и начал булькать. Струев вынул его из аквариума, подержал на воздухе, потом сунул в воду опять. Он зажег в аквариуме свет и одновременно со светом в аквариуме возник голый пляшущий человечек, Филипп Преображенский. Человечек тряс гениталиями, делал танцевальные па и помахивал рукой Поставцу. Сквозь зеленую толщу воды Поставец видел его безумный танец. Проплыл мимо выпученных глаз вуалехвост, махнул плавниками. Струев вынул галериста из аквариума, потом засунул снова. И опять голый Преображенский скакал подле синего лица галериста, приветственно махал ему ручкой. Струев расколол аквариум, вода хлынула на пол, человечек исчез, и обреченные вуалехвосты задергались на полу. Одного из них Поставец раздавил ногой, когда Струев тащил его к следующему экспонату.

Они перешли к следующему произведению.

Гордость галереи, почти подлинный Малевич, едва не проданный за миллион и совершенно не отличимый от настоящего, холст с черным квадратом - треснул вкось, потом расползся на лоскуты, и стали видны нитки холста и синенькая красочка, поверх которой был черный квадрат намалеван.

Уничтожив этот холст, Струев посадил галериста в кресло.

- Где? - спросил он.

- В подвале, - сказал Поставец.

- Хорошо, - сказал Струев.

Дикие глаза Поставца смотрели не на Струева - на обломки искусства.

- Я убью тебя, - сказал Поставец. - Я убью тебя.

- Не сегодня, - сказал Струев.

- Искусство, - сказал Поставец, и винегрет потек из его рта.

- А, ты об этом.

И Струев пошел вдоль галереи, ломая то, что еще не сломал. Он бил свинчаткой - раз, и два, и три, пока не разбивал произведение, и только тогда переходил к следующему. Он пробивал холсты, рвал рисунки, крошил инсталляции. Вот шедевр Веденяпина: кирпич с надписью «хуй». Струев разбил кирпич пополам, потом раскрошил. Вот доска, в которую авангардист Гюнтер Юккер вбил гвозди, - знаменитое произведение. Струев стал молотить свинчаткой по доске - часть гвоздей погнул, доску расколол. Вот вещь немца Бойса: заячьи уши и шляпа - все запаковано в картонную коробку. Сплющил, ударил кистенем еще и еще, сломал коробку, порвал шляпу. Вот Ив Кляйн: холст с дыркой посередине. Порвал совсем. Бросил на пол. Сломал раму. Он шел дальше - ломал и ломал.

Струев спросил, где лестница, но Поставец ничего не ответил - смотрел перед собой: на то, что было Шиздяпиной, Франком Стеллой, ранним Стремовским, великим Бойсом. Галерея была покрыта обломками и трухой, в центре помещения сидел на стуле галерист с дикими глазами, изо рта его тонкой струйкой стекал винегрет.

Струев перешел к опусам Дутова - кляксы и брызги по грязному холсту, дискурс свободы. Порвал холст Дутова и двинулся дальше. Японский мастер Кавара - листочки бумаги, на них через трафарет набиты бессмысленные слова. Струев порвал листочки. Телевизор - и в нем крутится видеопрограмма Билла Виолы - человеческое лицо то удлиняется, то расширяется. Струев разбил телевизор. Небольшая вещица Ле Жикизду - он сломал и ее.