- Надо было верить, - сказал Павел. Потом спросил: - Зачем ты делала все эти мерзости?
- Не тебе судить! - крикнула ему Юлия Мерцалова со всей силой правоты и страсти. - Что ты знаешь о другом человеке? Ты, который привык унижать людей!
- Я твои портреты писал, - сказал Павел безнадежно, - а ты что делала?
- Ложь! Все картины - ложь! Это моя жизнь и к твоей отношения не имеет. На себя смотри! Ты весь в грязи!
Павел не ответил. Он глядел на свою дорогую Юлию и видел отвратительное лицо, с низким лбом и мелкими острыми зубами.
VII
Жиль Бердяефф потупился и стал ловить вишенку в коктейле. Он тыкал в нее деревянной палочкой, вишенка уворачивалась.
- Вот ты какой, - сказал ему грубый Махно, - ну не думал я, что ты такой жук Краденым, значит, приторговываешь?
- Мне из Лондона картины присылают, - сказал Бердяефф, глядя в рюмку, - а я здесь продаю.
- Денежки, стало быть, отмываем.
- Мне Плещеев присылает, - сказал Бердяефф, - а я ни при чем.
- Плещеев присылает! - передразнил его Махно. - А ты у нас чистенький! А ты прямо и не знаешь, что картины краденые! Ах ты сучонок!
- Нельзя ли без оскорблений. - Бердяефф взгляд не поднимал, но говорил с достоинством.
- А ты в полицию заяви, - посоветовал ему Махно, - так прямо и скажи: я ворованное продаю, а меня сучонком назвали. Где справедливость? Ты этого дела так не оставляй.
- Минуточку! - поднял палец Ефим Шухман. - Если хотите знать мое личное мнение, спросите меня! Пока нет твердых доказательств, обвинение предъявлять нельзя, не так ли? Мы цивилизованные люди, - сказал Шухман значительно, - и для нас, европейцев, существует один закон - конституция! Есть ли доказательства? - спросил Шухман. - А если нет, какое право у тебя оскорблять свободного человека?
- Какие доказательства? Бабку в Москве тюкнули, антиквариат захапали, в министерстве оформили, как товар без цены, потом в Лондон переправили, а потом - для надежности - нашему тихоне. Иди, ищи доказательства! Бабку ты уже точно не найдешь, закопали бабку.
В баре парижского отеля «Лютеция» стало тихо.
- Много бабок? - поинтересовался Кристиан Власов, и каждый из друзей понял его по-своему.
- Несчитанные бабки! - сказал Махно. - У них дешевле, чем по триста тысяч, товар не идет. А недавно он за мильон толкнул.
- Все бабки, - сказал Жиль Бердяефф, - умирали своей смертью.
- А эта, из Амстердама, которую с лестницы скинули? В девяносто лет старуха подпрыгнула - и в пролет лестницы сиганула! Плещеев толкал, а ты свечку держал?
- Поскользнулась, - сказал Бердяефф.
- Если хотите знать мое мнение, вполне могла поскользнуться.
- А трех Шагалов ты откуда получил? Владельцы где? - палец Махно вытянулся в направлении Жиля Бердяеффа, уперся ему в нос.
- Подробности мне неизвестны, - сказал Бердяефф, - я такими вещами не интересуюсь.
- Сколько процентов берешь? - спросил Власов.
- Двадцать пять, - неохотно сказал Бердяефф, - в Лондон еще двадцать пять, пятьдесят в Москву.
- Ну святоша, - сказал Махно, - ну, нахапал. Ты бы хоть выпивку на всех заказал, что ли. Давайте отметим это дело.
- Не могу принять этот развязный тон, - сказал Жиль Бердяефф и встал, - произведения авангарда, проданные мной здесь, в Париже, способствуют взаимопониманию двух народов, диалогу культур. О преступлениях, описанных тобой, я ничего не знаю, хотя криминальную хронику читаю регулярно.
- Газетам, значит, веришь? - спросил Махно.
Жиль Бердяефф поднял фамильные кустики бровей:
- А кому же еще верить?
Газеты вышли с отрицательными рецензиями. Удивительно, что критики, которые часто спорили друг с другом в отношении оценок иных мастеров, в данном случае были единодушны. Если творчество Снустикова-Гарбо вызывало непримиримые споры, то здесь все было ясно. Критика отчетливо высказала свое мнение - бесповоротный приговор. Оказалось, что Роза Кранц заготовила свою статью задолго до выставки - статья вышла одновременно с вернисажем. Саркастические строки сообщили о том, что художник не понимает проблем сегодняшнего дня, остановился в развитии на так называемой реалистической живописи. Стыдное и жалкое зрелище: все мыслящие люди работают над задачами современного дискурса, а один крикливый невежественный человек объявляет актуальным то, что было старьем еще вчера. Кустарная самодеятельность, писала Роза Кранц, провинциальные амбиции. Люся Свистоплясова недоуменно спрашивала читателя, отчего это художник так возбужден в своих картинах? Насколько известно, личная жизнь мастера безоблачна: его карьера и карьера его дамы сердца складываются успешно. Трагедий не наблюдается, все у этих пролаз удачно - но для привлечения публики подпускают патетику. «Европейский вестник» опубликовал короткую заметку под названием «Апофеоз тщеславия», которая начиналась словами: «Живопись Рихтера ужасна». «Актуальная мысль» назвала Павла маргинальным консерватором, а Яков Шайзенштейн прямо заявил, что такого художника в современном раскладе мейнстримных ценностей - просто не существует. Критик Николай Ротик писал, что прогрессивная интеллигенция встревожена: доколе залы будут отдавать под такую бессмысленную мазню?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу