Хорек, успевший переодеться и напудриться, сопровождал карету «скорой помощи» на своем персональном автомобиле с мигалкой - расчищая дорогу. Депутатский мандат и невероятная общественная популярность, разумеется, оградили хорька от возможных претензий милиции. Он лишь махнул шерстяной лапкой, шевельнул ресницами, тявкнул - и милиции сделалось понятно: не их ума это дело. Голову и тело потерпевшей свалили в большой черный пластиковый мешок, отдали куда следует - и забыли: отыскались дела поважнее - вопиющее психическое состояние художника Сыча. А то, что Сыч пребывал в состоянии тяжелейшем, было очевидно. Властной походкой ходил хорек по коридорам клиники, отрывистым тявканьем собирая врачей на консилиум, - если бы не его забота, кто знает, что случилось бы с Сычом в ту роковую ночь? Скоро, получив необходимую дозу уколов и таблеток, забылся художник тревожным сном, а хорек еще некоторое время оставался подле возлюбленного - рычал на сестер, огрызался на докторов. В наших российских больницах, если не припугнуть, так и подушку с одеялом не получишь.
Сыча навещали коллеги и собратья по ремеслу. Роза Кранц приехала на следующий день и скорбно посидела у кровати недужного, без лишних слов, просто держа его руку в своих. Надо отметить, что, как исключительно тактичный человек, Кранц в тот день была отнюдь не в красных чулках, но в черных, и в черном же костюме от известного модельера Живанши. Эдик Пинкисевич с трудом прошел в палату - персонал заставил-таки его надеть халат поверх лагерного ватника - и передал больному бутылку водки и свой нательный крестик. Аркадий Владленович Ситный приехал с грамотой от Министерства культуры: рассудив, что творческий импульс должен победить недуг, Министерство культуры целокупно с Академией художеств присвоило Сычу звание академика в области перформанса. «Ну что ж, Толя, - бодро начал Ситный и взъерошил редкие волосы Сычу, - теперь будем готовить акцию в Большом! А ты что думал! Пора! Большой театр! Как думаешь, через месячишко устроим? И, между прочим, - никаких фонограмм: Ростропович прилетает из Парижа - будет тебе аккомпанировать. - Ситный раздул полные щеки, заходил по палате. - Слава, между прочим, сам позвонил. После исторического концерта, когда он сел играть у Берлинской стены, и эпизода, когда он прилетал с виолончелью на баррикады во время путча, - другого такого случая не было, заметь. По такому случаю и фуршет сделаем достойно. Не водяру же хлестать в Большом театре! - Министр Ситный хохотнул, лиловые щеки его закачались. - Найдется что выпить! Шато Икэм, Шато Брион: у нас теперь Ленька Голенищев - командор ордена Бордо! Он нам такой стол обеспечит - даже Иван Михайловича Лугового не стыдно позвать!» Сыч тускло посмотрел на министра, вяло кивнул, отвернулся к стене, сжимая в руке православный крестик Пинкисевича.
Когда видишь человеческое лицо, то одновременно видишь и его общее выражение, и набор черт. Встречаются лица, в которых каждая черта говорит противоположное, и тем не менее общее выражение лица существует. Нам может быть дорого выражение на любимом лице, но это не исключает того факта, что нос на данном лице кривой и морщины указывают на возраст, а зубы испорчены. Воспринимается все вместе - и человек обладает способностью отвлекаться от некрасивых зубов и любить лицо в целом, хотя и знает, что вмешательство дантиста желательно. При этом неизвестно, что именно является реальностью - скорее всего, детали и мелкие черты лица есть объективная реальность, а общее выражение - продукт сознания смотрящего. Чувство к другому устроено так, что оно постоянно ищет компромисс между деталями и общим впечатлением, решает, что именно настоящее - и делает выбор в пользу целого.
Так и в искусстве: надо создать баланс между подробностями и общей интонацией. Закончив статую Бальзака, Роден отсек у фигуры кисти рук, они мешали общему впечатлению. Считается безусловно доказанным, что жертвовать деталью художник должен не потому, что он этой детали не видит, но потому, что есть нечто важнее ее. Это нечто определяется через идеальные понятия: общее видение, цельная форма, и так далее. Выглядит это так, будто идеальное избавляется от материальных подробностей, которые этому идеальному мешают. Так возникла абстракция - как наиболее последовательное выражение целого и идеального.
Однако и цельная форма, и общее видение в живописи могут быть выражены только наглядно, а значит, остаться в качестве идеальных объектов не могут. Художник так или иначе, но изобразит нечто - с подробностями или без таковых. Очевидно, что изображенная без подробностей вещь будет уже иной, нежели с ними. Иными словами, художник не только жертвует деталью ради общего, но жертвует одной вещью ради другой вещи.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу