М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Смутное это настроение - пылкое, но лишенное определенности - ярче прочих передал новоявленный поэт (в прошлом редактор «Европейского вестника») Виктор Чириков. Слоняясь по улицам столицы, Чириков сочинил новые вирши. Стихи звучали так:

Когда у них в гостях сидишь,

На рожи гладкие глядишь:

Где этот на халяву пьет,

А тот ворованное жрет,

А третий о прогрессе врет,

Четвертый мучит анекдот,

А пятый пестует народ,

Пока бюджет в карман сует,

Шестой музей распродает,

Седьмой провинцию стрижет,

Восьмой растит себе живот,

Девятый акции печет,

Десятый делит фонд сирот,

Насмотришься на них - и вот

Кусок господский в рот нейдет!

И думаешь: едрена вошь!

Пусть я не по милу хорош,

Пусть по миру пойти с сумой -

Мой жребий, ну и что ж?

Чем обручать тоску с тоской,

Плодить довольство и покой,

Бояться сделать шаг-другой

При мысли: упадешь,

Чем в будущее лезть блохой,

Юлить и лебезить строкой

И делать вид: я парень свой,

Такой же паразит, -

Не лучше ль наплевать на быт,

На все махнуть рукой?

Когда словами ты набит,

Когда внутри все - динамит,

И превращенье совершит

В пироксилин твой дух,

Чем ждать, пока тебя найдут,

Остерегаться там и тут,

Уж лучше прыгнуть на редут -

И разнести все в пух!

Строки эти Чириков огласил на закрытом собрании Партии прорыва, и вызвал бурю. Молодые предприниматели (из тех, что предполагали при новом разделе собственности получить больше, нежели прежде) подходили к поэту, жали руку. Пожилой диссидент Маркин вскочил, грянул кулаком по столу. Именно в пух! Вот как их надо разнести, казнокрадов! В пух и, так сказать, в прах! Чириков призвал единомышленников хранить произведение в секрете, но стихи стремительно разошлись по Москве. Можно ли звать к бунту и держать это в тайне? Нелогично. Чириков усмотрел в случившемся перст судьбы: что ж, жребий поэта - бросать вызов обществу. При желании в стихах можно было усмотреть призыв к террору, так и сделали компетентные лица. По империи бухали взрывы - террористы ли разошлись, органы ли безопасности оттачивали мастерство, кто знает? Так или иначе, на Чирикова взглянули косо. Пироксилин? Конечно, это образ, стихотворный прием - и все же неосмотрительно. Самое время замолчать, побаловался - и будет. Но появилось стихотворение «Гамлет», Чирикову молвой приписанное. Что, спрашивали, и «Гамлет» - ваш? Мой, отвечал Чириков безбоязненно. Бесшабашность явилась в его поведении: играть, так на все. Вот это стихотворение.

Гамлет

Не дорожу я головой,

Но не досталась бы вороне,

И череп мой уже пустой

С приметной костью лобовой

Кто взвесит на своей ладони?

Повсюду торжествует принцип:

Не стоит дожидаться принца,

Когда приказчик у ворот.

В мои отверстые глазницы,

В оскаленный беззубый рот

Взглянув, усмешкой покривится

Случайный тот и отойдет.

За правду пасть - кому охота?

Дороже вольность и покой.

Прогресс ли на дворе, застой -

Знать, крепок социальный строй,

Когда державная блевота

Приватной смочена слюной.

Коль ухо режет даже нота,

Оркестр уже хорош любой.

И прочь пойдет прохожий мой,

Раззявит рот его зевота:

Никто не тратит капли пота

Там, где шампанское - рекой.

Не хвастают прямой спиной

Там, где любая вещь - дугой,

Запас не ценят золотой

Там, где в почете позолота.

К чему напрасная забота?

В том нет ни славы, ни почета -

Давно пора махнуть рукой.

Но нет истории другой,

И властвует закон простой,

И ценится лишь та работа,

В какой рискуешь головой,

Считаешь до предела счета,

Идешь за дальнею звездой.

Ты прав последней правотой,

На царство венчанный герой:

Тебе лежать в земле сырой

В короне птичьего помета.

Этим творчество Чирикова не ограничилось. По Москве ходило хулиганское стихотворение под названием «Содом»; авторство приписывали все тому же Чирикову. Скорее всего, то был казус, схожий с историей актера театра «Глобус» - все сколько-нибудь заметное приписывали ему. Чириков охотно брал ответственность на себя. Как, удивлялись люди, и это вы написали? Экий вы острый. А - не боитесь? Чириков отвечал: не боюсь.

Содом

Я был приговорен заочно

За то, что видел все отлично,

Но разницу я знал неточно

Между народом и вождем.

Зане все люди симпатичны,

Но те, что выглядят прилично,

Мерзее втрое, чем обычный

Народ пропитый и циничный,