М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Исследователь коллаборационизма должен выделить три источника и три составные части философии коллаборационизма. Они таковы.

В своих родителях западный коллаборационизм числит философию Просвещения, ставящую разум выше иррациональных схем и верований, политический оппортунизм начала века, адекватно приспосабливающий концепции утопистов к конкретным обстоятельствам, и авангард как могучее движение, отрицающее ценности христианства и подменяющее их ценностями языческой цивилизации.

Тремя составными частями коллаборационизма соответственно являются: философия постмодернизма, подвергшая деструкции директивы прежних теорий; современное искусство, провозгласившее самовыражение основным критерием творчества и движение борцов за права человека, придумавших подходящий лозунг для сегодняшних интервенций и глобальных перемен.

Вне всяких сомнений, технический аспект борьбы за права человека сводится к тому, что бороться сразу за все права всех людей - невозможно. Лозунг носит всеобщий характер, но практика сужает его действие до рациональных границ. Коллаборационист вычленяет некоторые узловые пункты мира, где права человека представляют наибольшую ценность (речь идет о тех пунктах, где сложилось историческое понятие личности), и ограничивает борьбу этими местами. В других пунктах проблема существует также, и она будет решаться в зависимости от условий и задач основных пунктов.

Коллаборационисту прежде всего необходимо отмежеваться от идей предыдущей эпохи, когда обязанности ставились выше прав - эти посылки рассматриваются как регрессивные. Если коллаборационисту и случается примкнуть к режиму, подавляющему чьи-то права, то делает это он в рамках свободолюбивых наклонностей, сохраняя себя как независимую личность, и не может быть буквально отождествлен с тем или иным режимом. Примыкая к определенной силе (пусть и несколько жестокой силе), коллаборационист тем самым осуществляет: а) свое право на выбор и отказ от суждения (см. философию постмодернизма), б) потребность самовыражения (см. практику современного искусства) и, наконец, в) заботу о своих личных правах. Коллаборационисты, подобно Паунду, поддерживали нацизм, подобно Д'Аннунцио, влюблялись в Муссолини, подобно Дерену и Вламинку, ездили на смотр искусств Геббельса - и выражали себя в этих актах, и разве можно их в этом упрекнуть? Подобно Бродскому, они умудрялись не видеть резни в Сальвадоре и Вьетнаме, пока критиковали афганскую войну, подобно диссиденту Вацлаву Гавелу, они, претерпев лишения при социалистическом строе, делались адептами жестокого строя капиталистического - и неужели разумный человек не поймет здравость их выбора? Подобно Жаку Деррида, они провозгласили решающей философской категорией сомнение, чтобы дезавуировать иную философию, ту, которая поставит под сомнение их собственный жизненный опыт. И постепенно их жизненный опыт, их последовательная страсть к свободе от беды другого, их настоятельная потребность в горделивой моральной слепоте, их безмятежная готовность сотрудничать с любой силой, лишь бы сохранить душевный комфорт, - сделали свое дело. Так оформилась либеральная философия коллаборационизма, важнейшее течение мысли нового времени - философия свободы от любого неудобного убеждения, философия свободы от ответственности, философия разумного эгоизма. Преданность интеллектуальной выгоде сформировало новое героическое, свободолюбивое, пылкое поколение - с одним-единственным дефектом, унаследованным от отцов-основателей; дефектом коллаборационизма является отсутствие совестя. А впрочем, и это суждение излишне поспешно: о какой совести можно всерьез говорить, имея дело с бессовестным миром? Стоять на страже личной независимости - не есть ли это самый совестливый из возможных поступков?

Человек, тем более интеллектуальный, мыслящий человек, настолько хорошо внедрил в свое сознание мысль о свободном выборе, что он не понимает, а что, собственно, запрещает ему выбрать сразу и то и другое? Разве, в известном смысле, это не есть высшая точка свободного выбора? Если плюрализм мнений и прочие либеральные установки - верны, то отчего же нельзя (в рамках плюрализма) быть одновременно и в одной партии, и в другой? Не ущемляет ли свободы призыв выбрать что-нибудь одно? Ситуация в московской интеллектуальной жизни явилась живым подтверждением этого свободолюбивого принципа. Спору нет, интеллектуальное ядро страны расщепилось: два собрания, случившиеся по этому поводу (у Кротова и в галерее Поставца соответственно), явили две противоположно настроенных группы, два непримиримых лагеря. Члены одной партии, разумеется, имели все основания считать членов иной партии - врагами. Однако были и такие интеллектуалы, кто посетил оба собрания, не ощущая особых противоречий. Почему бы, в сущности, и нет? Рабы догмы мы, что ли?