Андрей Войновский - Врачеватель. Олигархическая сказка

С размаху Лариса влепила своему любовнику увесистую пощечину.

– Ну, тварь, ты об этом пожалеешь! – Жорик вскочил со своего места.

– Что? Что ты сказал, ублюдок? Раздавлю, как клопа! Но ты прав. Я тварь, только пошел отсюда вон, ничтожество!

– Как скажете, Лариса Дмитриевна. Понадоблюсь – телефончик знаете.

– Вон, я сказала.

Едва Жорик успел скрыться из поля зрения, как на входе в зал в роскошном вечернем платье появилась баронесса. Не обращая внимания на присутствующих, она, во всеуслышание крикнув Пал Палычу: «Павлуша, страсть моя неувядаемая!», через весь ресторан грациозной, но быстрой походкой направилась к нему. Не дав Пал Палычу опомниться, она снова ловко уселась к нему на колени и принялась целовать его лицо и шею с шокирующей откровенностью.

– Пашенька, любовь моя, не сердись! Я знаю, у тебя деловая встреча, но я поняла, что если сейчас тебя не увижу, то просто умру. Ну вот, увидела – теперь могу жить дальше. Извините меня, пожалуйста. Не буду вам больше мешать, – обратилась она непосредственно к Петровичу. Затем, вспорхнув с колен Пал Палыча, баронесса направилась к выходу. Остановившись в центре зала, она послала ему воздушный поцелуй.

– Павлуша, любимый! Умоляю, не задерживайся. Приезжай быстрее!

Так и не успев до конца опомниться от визита баронессы, Пал Палыч тяжело поднял голову и увидел в двух шагах от себя стоявшую перед ним Ларису.

– Клоун! Жалкий клоун!

Ветер стих, и в воздухе заметно потеплело. В свете ночных фонарей легкий снег, серебрясь, равномерно осыпал старушку Москву. Врачеватель и олигарх выходили из ресторана.

– Вот и поужинали. Согласитесь, Пал Палыч, с этими бабами всегда все шиворот-навыворот. Оставили голодным. Ну да ладно. Будем считать, что сегодня вечером я на диете. Огромная просьба, голубчик, отвезите меня домой.

– К сожалению, не могу оказать вам этой услуги, – весело улыбаясь, произнес Пал Палыч. – Рад бы, да не могу.

На том месте, где некогда стояла его машина, на белом снегу был отчетливо виден след протектора. Петровича сие происшествие, похоже, рассердило не на шутку. Он даже позволил себе сотрясти воздух кулаком.

– Это не баронесса – это оторва! Сущая оторва, хоть и баронесса! Не поверите, я с ней уже замучился. Ну ничего. Объявится – я ей устрою.

– А я думаю, не стоит. По-моему, она очень хорошая девушка.

– Девушка?.. – Петрович чуть было не задохнулся.

– Ну какая разница? Пусть себе катается на здоровье. По правде сказать, машина-то женская. Вы лучше успокойтесь. Сами же говорили, что нервы надо беречь. Давайте лучше присядем, подышим воздухом. Да и погода какая-то божественная. Располагает…

Они присели на ступеньки у входа в ресторан.

– Пал Палыч, ведь я был уверен, что вы мне скажете: это, мол, ваша достойная ученица или что-нибудь в этом роде… Слушайте, а давайте позвоним вашему Скобликову. Пусть пришлет машину. Он же обещал.

– Увы, Петрович, но этого я сделать тоже не могу. Мобильник-то снова остался в машине, а его номер я не помню. Он у меня в памяти телефона записан.

– Да, представляю себе последствия, если в данный момент эта шпана разговаривает с ним по телефону.

– Ну и что? Допустим, она ему скажет, что меня наконец-то грохнули злые недруги и тело мое бренное валяется на мусорной свалке, где-нибудь под Звенигородом. Как ни скрывай, а такая стратегическая информация все равно просочится и в прессу, и на телевидение. С утра на бирже начнется переполох, котировки резко упадут, его Величество Доллар сначала зазнобит, затем бросит в жар… А тут и я – живой и невредимый. Что, скажу, не ждали? И не дождетесь! Если, конечно, завтра опять не скрутит в три погибели… Или не согнет в бараний рог.

– Может и скрутить. Не ручаюсь. Только диагноз я вам поставил точный.

– Да я это и сам чувствую. И лечиться мне, похоже, придется самому.

– Ох, не имею я права так говорить, но скажу, – подобно Муссолини, Петрович вытянул вперед свою нижнюю губу. – Испытываю к вам, Пал Палыч, искреннюю симпатию.

– И я вам очень благодарен. И баронессе вашей.

– Ой, не упоминайте! Хорошего ремня этой баронессе.

– Я взрослый человек, – неожиданно послышался ее звонкий голос. – И никому не позволю так обращаться с собою. Какой может быть ремень, если я – женщина?

Кабриолет, за рулем которого, действительно, восседала баронесса, подъехал так тихо, что сидящие на ступеньках этого не заметили.

– О, добрый вечер, баронесса, – Пал Палыч был сама любезность. – Петрович, вот вам и решение всех проблем. Садитесь и поезжайте домой.