Фрэнк Абигнейл - Поймай меня, если сможешь

— Гэри Джайлз, — представился первый пилот, протягивая руку, и головой указал на коллег. — Билл Остин, второй, и Джим Райт. Рады вас видеть.

Обменявшись с ними рукопожатиями, я уселся на откидное сиденье, предоставив им заниматься делом.

От земли мы оторвались минут через двадцать. Подняв 707-й на высоту девяти тысяч метров, Джайлз сверился с показаниями приборов, получил «добро» диспетчерской Орли и покинул сиденье. Смерил меня внимательным взглядом с головы до ног и указал на своё кресло.

— Может, поведёшь эту птичку вместо меня, Фрэнк? А я пойду представлюсь пассажирам.

Предложение представляло собой не что иное, как профессиональную любезность, порой перепадающую на долю попутных пилотов из конкурирующих авиакомпаний. Опустив фуражку на пол, я уселся в кресло пилота, прекрасно осознавая, что мне доверены сто сорок жизней, в том числе и моя собственная. Остин, принявший управление на себя, когда Джайлз покинул кресло, с широкой улыбкой уступил его мне.

— Она ваша, капитан!

Я же без промедления включил автопилот в искренней надежде, что прибор исправен, потому что не сумел бы справиться даже с воздушным змеем, не говоря уж об исполинском реактивном лайнере.

Я не был пилотом Pan Am — да и пилотом вообще, если уж на то пошло. Я был авантюристом, на четырёх материках попавшим в верхние строчки списков особо разыскиваемых преступников, и в этот самый миг занимался своим любимым делом, вовсю втирая очки добропорядочным гражданам.

Мне не исполнилось и двадцати одного, как я уже успел два с половиной раза стать миллионером — всё до последнего цента нажил мошенничеством и всю эту уйму денег спустил на шикарную одежду, роскошные блюда, великолепные апартаменты, фантастических девочек, классные тачки и прочие атрибуты dolce vita . Я гулял во всех столицах Европы, нежился на всех знаменитых пляжах, сибаритствовал и откисал в Южной Америке, на Карибах, на Востоке и в самых завлекательных уголках Африки.

Вообще-то спокойной и расслабленной такую жизнь не назовёшь. Не то чтобы я держал палец на кнопке тревоги, но в бегах отмахал не один марафон. Я сотни раз выскальзывал через чёрные ходы, спускался по пожарным лестницам и удирал по крышам. За пять лет бросил больше костюмов, чем большинство мужчин покупает за всю свою жизнь. Я был куда более скользким, чем улитка в масле.

Как ни странно, преступником я себя не считал. Хотя, конечно, я им был и прекрасно это осознавал. Власти и борзописцы в один голос клеймили меня как одного из хитрейших мошенников, ловчил и прохиндеев века, своим калибром тянущего никак не меньше, чем на лауреата Оскара. Я был выдающимся аферистом, жучилой и позёром. Порой я и сам удивлялся собственным притворству и безнравственности, но никогда, ни при каких обстоятельствах не тешил себя иллюзиями. Я всегда осознавал, что я — Фрэнк Абигнейл-младший, впаривающий липу и надувающий невинных граждан, и когда или если меня поймают, то отправят не в Голливуд для вручения Оскара, а прямой дорогой в тюрьму.

И ничуть не заблуждался. Я отбыл срок во французском, почти средневековом, застенке, посидел в комфорте шведской тюрьмы и получил отпущение всех остальных грехов в федеральной каталажке Сент-Питерсберга в Вирджинии.

Во время последнего заключения я по добровольному согласию даже подвергся обследованию психиатра-криминалиста из Вирджинского университета. Он потратил добрых два года, устраивая мне разнообразнейшие устные и письменные тесты под действием вакцины правды, а заодно подвергая испытаниям на детекторе лжи при всяком удобном случае. Этот мозговед пришёл к выводу, что у меня очень низкий криминальный порог — иначе говоря, обманывать мне было не по душе — это было противно моей натуре и вызывало у меня угрызения совести.

Один из нью-йоркских копов, больше всех потевших, чтобы меня поймать, прочитав этот отчёт, только фыркнул.

— Айболит не иначе над нами прикалывается! Этот аферист нагло и уверенно грабит не одну сотню банков, из половины отелей мира метёт всё, кроме простыней, кидает все какие есть авиакомпании, попутно вдув большинству стюардесс, выдаёт столько липовых чеков, что хватило бы оклеить Пентагон вместо обоев в три слоя, обирает чёртовы колледжи и университеты, нарезает два миллиона зелёных, выставив половину легавых тридцати стран полными придурками, и после этого выясняется, что у него низкий криминальный порог?! И что бы этот красавец отработал, будь у него высокий криминальный порог? Ограбил бы для начала Форт-Нокс?