Леонид Нетребо - Пангоды

За долгие годы работы в Пангодах Виктор Максимович Маметьев, ныне майор внутренней службы, заместитель начальника ПЧ-19, ни разу не пожалел о том, что судьба в свое время свела его на больничной койке с приболевшим прапорщиком из Салехарда, который мог увлекательно рассказывать романтично о буднях…

Глядя на эту серьезную, солидную женщину, как будто созданную для ответственной работы и словно воплотившую в чертах лица, нюансах голоса типичную северную судьбу, слушая ее рассказ о себе, мысленно задаюсь вопросом: сколько во всем этом закономерного, а сколько случайного? Мне кажется, в этих пропорциях из конкретных судеб моих земляков заключена разгадка многих вопросов, на которых зарабатывают свой хлеб социологи и философы-«североведы».

— Сейчас трудно в это поверить, но тогда, в начале семидесятых, от Севера нам с мужем нужно было совсем немного — всего одна тысяча рублей, начинает свой рассказ специалист пангодинской администрации Галина Никифоровна Билоусюк. — Именно столько стоили пять соток под застройку дома в городе Умани Черкасской области, где мы начинали совместную жизнь. Жили на квартире, на двоих получали сто двадцать рублей. Родилась дочь…

В тот год приехала в отпуск дальняя родственница с Тюменского Севера, из поселка, что возле Надыма. Название его показалось каким-то глухим, но сильным словом. Уже после ее отъезда вспоминали, что говорилось что-то о медведях — то ли медвежий угол, то ли медведей много.

С этого времени что-то повернулось в семье Билоусюков. Если раньше во всем была какая-то, пусть не очень веселая, но запрограммированность (ведь другой жизни не виделось, а значит, и не предполагалось), то теперь появилась непонятная, тревожно-сладостная мечта. И они понимали, что нужно побыстрее, прямо сейчас, тронуться с места, иначе ничего не произойдет, и мечта неизбежно затянется тучами обыденности…

Перечитывали и перечитывали адрес, со знакомой фамилией и чужим словом, которое постепенно и становилось синонимом надежды — Пангоды.

Сейчас признаются — страшно было. Но любили друг друга, и, в конце концов, любовь оказалась сильнее страха. Счастья хотелось, себе и детям. Молоды были — обоим по двадцать лет.

— К медведям так к медведям! Тем более на год, не больше, вспоминает Галина Никифоровна.

Двухлетнюю дочку оставили пока у матери, ведь ехали, по сути, в никуда. Не знали, что такое «зона пропусков», что вызов прежде нужно было получить, потом пропуск оформить, а затем уже трогаться. Приехали в Тюмень. Пошли обивать пороги в облисполкоме, бюро по трудоустройству, обкоме комсомола. Неделю прожили в аэропорту. Наконец, получили направление в Нижневартовск, в город со свободным въездом. Но там, по условиям направления, не было жилья для семейных. Это их не устраивало: только вместе, так они решили с самого начала, и сейчас утвердились уже окончательно — только Пангоды. И только сейчас, не возвращаясь домой для оформления необходимого пропуска в «ЗП».

Помыкались еще неделю, пока не уговорили летчиков взять их в Надым.

Летели на самолете ЛИ-2, который почему-то все называли «Дугласом». Грузовой борт вез спецодежду для северян, салон был завален фуфайками, так «на фуфайках и добрались до места», до Надыма. Переночевали в аэропорту, тогда это был вагончик, где размещалась касса и зал ожидания.

1973 год, середина августа. Ночь светлая, но прохладная. Надым — это три капитальных здания, много вагончиков, а вокруг — бескрайнее пространство с водяными проблесками, утыканное деревьями, похожими на палки. То тут, то там пролетают какие-то большие белые птицы. Собаки бродят, большие, спокойные. В аэропортовском вагончике горит печурка, а прямо на полу рядком спят какие-то измученные, небритые мужики. Таким встретил их Север. Во всем сразу почувствовалась трудность и… доброта.

Добрые люди стали встречаться сразу же. Первого, с кем довелось познакомиться на надымской земле, вспоминают с особой теплотой и по сей день… Они не могли предполагать, что Надым это еще не Пангоды, и чтобы попасть в их «поселок-мечту» «по воздуху» (а только так и можно было туда добраться), нужно предъявить паспорт с районной пропиской или тот самый злополучный пропуск, дающий право на въезд его предъявителю, не имеющему штамп «ЗП» в паспорте. Билеты им купил «добрый человек» из зала ожидания, используя свой паспорт и паспорт своей супруги. Пусть их простят за грех двадцатипятилетней давности доверчивые работницы аэропорта, которые уже на самой посадке зачастую не сличали фамилию в билете с фамилией в паспорте. Простят тем более сейчас, когда открылась «зона», когда принято считать, что пропускная система — анахронизм и нарушение прав человека (хотя, это всего лишь одно из мнений, отношение к этому явлению того времени на Севере по сей день неоднозначное). Справедливости ради нужно сказать, что случай с четой Билоусюков не являлся тогда чем-то необычным, и довольно часто люди, попадавшие в район «правдами и неправдами», «заячьими тропами», оформляли право на проживание «постфактум». Так случилось и с нашими героями.