Леонид Нетребо - Караван-сарай

«Братишка», не слушая, побрел к воротам.

— Стой! Автобус деньги — на!

Но чеченец уходил.

— Слушай! — Карл выбежал за ним на улицу. — Скажи своим, что заложник — плохо! Плохо на дно сидеть! Бидон гадить! Плохо баб фаршировать! Воздух пукать! Что человек — не ишак! Скажи, что так Аллах сказал, Мухаммад сказал!..

Чеченец остановился, обернулся.

— Аллах акбар! — выкрикнул Карл.

— Алла акбар! — ответил чеченец негромко, но Карл расслышал.

Он возвратился во двор, держась обеими руками за бок и морщась.

— Нутрянка заболела, Колька, не знай как…

А Камиль был неузнаваем: он сидел, согнувшись, и тревожно смотрел на товарища незнакомыми для того глазами-гляделками, словно вынырнувшими исподлобья взамен настоящих глаз.

Потом говорили, что среди чеченского сообщества, которое в небольшом количестве присутствовало в районе в виде бригад строителей, работавших на подрядах у уважаемого в области бизнесмена-чеченца, руководителя строительно-монтажной фирмы, был горячий спор: разобраться с Карлом «по-своему» или «по-законному». В конце концов последний вариант победил. Временно работающие и постоянно проживающие в районе чеченцы до этого изо всех сил старались доказать окружающему миру свою «нормальность» и лояльность к законам и власти, и это им удавалось. Жертвовать репутацией из-за выжившего из ума пенсионера было неразумно. Активисты пожаловались в органы власти. Карла забрали в милицию. Перед этим обыскали дом — искали «парабеллум», но не нашли. «Где „парабеллум“, дядя Карл?» — посмеиваясь, спрашивал участковый, рыжий краснощекий мариец, небрежно роясь в старом шифоньере. «Какой такой „парабеллум“? — искренне удивлялся Карл. — Слово такой не знаю, кое-как выговорил, сынок, шутка». Изъяли старое охотничье ружье, у которого сто лет назад истек срок разрешительного документа, столько же лет оно пылилось и ржавело за древним шифоньером.

За Карла заступилась вся улица, все нефтегазодобывающее управление, в котором он проработал сорок с лишним лет. Назревал скандал крупного масштаба, но вдруг чеченские представители перестали настаивать на законном возмездии и забрали свое заявление.

Карл целую неделю «сидел» в камере временного содержания с начинающими и отпетыми уголовниками, которые, пораженные поступком старика, создали ему вполне сносные условия для жизни: хорошее место на нарах, тишину во время сна и так далее.

Пока Карл с успехом осваивал места, воистину, «не столь отдаленные» (в черте города), Камиль умер. Умер через несколько часов после того, как от него ушли дознаватели. Показаний не было: свидетель полежал весь «допрос» молча, отвернувшись к стенке, с открытыми, и ничего не выражающими глазами. «Вы нас, конечно, извините, дядя Камиль», — пытался «оживить» его участковый, сопровождавший следователя, но напрасно: больной повернулся только однажды — попросил укол, после которого уснул. Ближе к утру, еще до рассвета, его обнаружили покойником, а уже после полудня, согласно мусульманским обычаям, отвезли на новое городское кладбище, на исламскую его половину.

Возле могилы, когда белый кокон с Камилем внутри поднимали с носилок, чтобы затем опустить в темный земляной зев, из савана, как из складок пеленки, вывалилась по колено желтая, изрисованная нога покойника с отчетливым шрамом-каймой вокруг щиколотки…

К поминкам после кладбища запланировали традиционную лапшу — на первое, а на второе, согласно воле усопшего, плов в исполнении Василия.

Плов пришлось творить в непривычном для Васи объеме, в большом соседском казане, который помещался только на наружной печке, стоящей в саду под навесом, — ее использовали для приготовления пищи в особых случаях, на большое количество едоков. До этого случая Васе не доводилось готовить на открытом огне — что еще больше усложняло задачу: пламя почти не регулировалось, и поведение составляющих экзотического блюда в процессе тепловой обработки предугадать было трудно.

Если «зирвак» (обжаренное мясо, лук, морковь…) получился нормально (в большой степени благодаря тому, что Вася яростно орудовал шумовкой, не давая подгореть драгоценным кусочкам, определяющим вкус и цвет будущего блюда), то с рисом пришлось повозиться. Не угадав количество воды, пришлось подливать ее тогда, когда по времени должна была уже наступить готовность. Крышка на казан — и несколько минут ожидания; крышка с казана — клубы пара, и опять разочарование, и еще ковш теплой воды…