Сергей Алексеев - Дива

— У вас что, медведи считать умеют? — спросил За­рубин.

— А то как же! — уверенно заявил тот. — Даже науке известно, всякий медведь до десяти считает. Наши, пижменские, и писать умеют. Они однажды письмо сочи­нили губернатору, жалобу на Костыля...

Даже его жена тут не выдержала, высунулась из ма­шины.

— Будя брехать-то, — строго сказала она. — Что человек-от про тебя подумаёт?

И словно пластинку сменила. Вкусив коньяку, этот сказочник окрылился, однако потерял охоту травить бай­ки — переключил своё нарочитое возмущение на беспо­рядки и принялся крыть местное начальство. А это было в самый раз — услышать голос народа, поскольку Зару­бин хоть и вырос в Вологодской области, однако давно жил в Москве, не знал современных нравов малой роди­ны, тем паче её глухих уголков. Попутчик же так увлёк­ся, что в азарте потерял всякую осторожность, продол­жая повествовать о тёмных сторонах пижменской жизни. И считал, что имеет на это право, поскольку одно время, когда леспромхоз закрыли, работал егерем на базе у Не­доеденного, весь его произвол наблюдал воочию и уво­лился из-за принципиального несогласия с агрессивной политикой в отношении к местному населению. Пять минут Баешник чихвостил всё охотничье руководство, благополучно избавился от замечаний жены и, когда та громко засопела, вернулся к прежним байкам, но уже полушёпотом.

Оказывается, не доеденный медведем, Костыль не уго­монился, хотя сразу догадался, кто зверя натравил, и ни­какого послабления местным мужикам не сделал; на­против, ещё хуже пакостить начал, и всё по закону. Он называл их аборигенами или того хуже — туземцами. Ироде не так и обидно: «туземец» вообще слово русское иозначает, что человек из той земли, но всё-таки уни­чижительно. Так вот, захочет туземец зайчика стрелять идигрибов-ягод побрать, отработай три дня по обустройству солонцов, потом заплати деньги, путёвку выписывай и ещё ходи по определённому маршруту, в строго отве­дённое место, и не нарушай экологического равновесия а природе. Медведи же, кабаны и лоси теперь даже охот­никам из Вологды не достаются, только начальству, бо­гатым москвичам да иностранцам. Чтоб Костылю всё прощалось и прикрытие от властей было, он хитро сделал — когда-то пристрастил к охоте местного губерна­тора. Прежде-то тот и ружья в руках не держал, но од­нажды Недоеденный заманил его на глухариный ток и заразил, словно отравой. Бывший егерь по себе знал, насколько это занятие людей с ума сводит, человек как больной делается, и если рыбалкой увлёкся, то тихое по­мешательство, охотой же — вооружённое и буйное.

То же самое и с губернатором произошло — одержи­мый стал, разных ружей себе накупил, ножиков, амуни­ ции,ещё больше надарили взяткодатели и просто при­гибай. Раздухарившись, изображая из себя барина, он дичное стрельбище построил и даже свору легавых завёл, Какпомещик, чтоб мелких птичек круглый год стрелять, теперь мечтает о борзых. На охоте все свои губернатор­ скиедела решает, делегации встречает, в том числе ино­странные, для чего непременно надевает шляпу с пером, какнемец. Короче, произвёл увлечение в образ жизни и государственной службы. Иногда в засидке важные бумаги подписывает и печати шлёпает. На Пижму как ни приедет, как ни сядет на лабаз, как ни стрелит — зверь лежит, потому что руку в тире набил. Или поставят его на номер, пустят взвод егерей, и они на него лосей го­нят, бывало, целый табун. Так он на выбор, как совест­ливый защитник фауны, лосих не трогает, одних рогачей бьёт, а потом с ними фотографируется в назидание дру­гим охотникам. А однажды снялся даже в окружении жи­вых благодарных самок, но это было уже после того, как попутчик уволился из егерей.

Оказывается, тётка в машине всё ещё не спала, со­пела и слушала, и тут не вытерпела — открыла дверцу.

— Да это он на лосиной ферме снялся! Полно врать- то! Они хоть и коровы, да ведь не дуры. За цё благода­рить, коль он быков перестрелял? Сам-от подумай, цё го­родишь?

Видно, на ночь вставные зубы сняла и сразу зацокала.

— Такая подпись была под карточкой! — отпарировал муж. — Своими глазами видал.

Попутчица подошла к костру и присела поближе к благоверному.

— Вы уж его не слушайте, — заворковала она За­рубину. — Брешет мой туземец. Они все у нас бреху­ны да баешники. А губернатор нам достался хороший. За счёт него мы себе челюсти подешевше вставили. Если б нечисть не разводил, цены бы не было. В газе­те сознался: всё мясо отдаёт в детские дома, на котлеты, себе не берёт. Да и не съесть стоко-то! Даже хвархворовыми зубами.