Игорь Ефимов - Архивы Страшного суда

— В жизни не пробовал таких ягод. Вы их, наверно, каким-нибудь сиропом прямо на корню поливаете. Со сбытом, я думаю, проблем нет?

— Раньше было лучше, — сказал отец Аверьян, ведя его к дому мимо аккуратной длинной поленницы, потирая захолодевшую на ветру красную лысину. — Сами возили прямо в Париж, в очень дорогие отели. А теперь, когда бензин стал дороже молока, — приходится через посредника. Но мне, по правде говоря, и спокойнее: матушка доедет до станции минут за пятнадцать, сдаст товар и назад. Никаких этих хайвеев с ополоумевшими грузовиками.

— Но прямого шоссе к вам еще нет? Я все кишки растряс, пока доехал.

— Нет, до сих пор нет. Обещают, правда, но все это, знаете, вилами по воде писано.

Они вошли в гостиную. Низкий потолок, четыре медные лампы подвешены на цепочках в четырех углах, икона с распятием подсвечена не лампадой, а крошечным прожектором, спрятанным где-то за книжным стеллажом. Пока отец Лверьян мыл на кухне руки, компьютер в голове Джерри заправлялся новыми сведениями: книги, наваленные на столе, — на русском, французском, немецком; то же самое и журналы, и какие! — и физика, и биология, и астрономия; за стеклами шкафов тома выстроены аккуратно, но без оглядки на декоративность — золоченый переплет рядом с драной брошюрой, если того требует неведомая система; фотография смеющейся девицы, повисшей на плечах попа и попадьи, — должно быть, дочь; за занавесями на окнах видны раздвижные железные решетки; окна выходят — на юг? на запад? Да не все ли равно?! На запад, на запад — грузи все подряд, там разберемся, нужно или нет.

Отец Аверьян, уже переодевшийся в черную рясу, вынес из кухни поднос со стаканами: молоко, пиво, яблочный сидр. На выбор.

— Ну так что же заставило вас лететь ко мне через океан, мистер Ньюдрайв?

Вдохновение, как Наполеон при Ватерлоо, все еще колебалось в выборе направления главного удара.

— Видите ли, мистер батюшка Аверьян, я в большом затруднении. Честно вам сказать, и эту поездку, и это поручение я не полюбил с самого начала.

Белые брови чуть приподняли морщины на красном лбу. Старик реагировал вполне нормально, по-человечески, по-мирски. Похоже, можно было наступать по обычной схеме.

— Они мне все рассказали про вас: и как вам предлагали в свое время лучший дом и лучший участок, и как вы отказались, и как приехала полиция, и как вы отбивались, и какой шум подняли газеты. И я сказал себе: «Если человек, да еще духовного сана, готов идти в тюрьму за свой клочок земли, значит, у него есть на это очень серьезные причины. И не тебе, Джерри-бой, его переубедить». Но не мог же я прямо так отказаться — вы понимаете? Вся моя карьера в Ай-Си-Ди пошла бы прахом. Двенадцать лет карабканья, усилий, изворачивания, лизания важных задниц. Вот я и решил: поеду для виду, посмотрю заодно Париж, а с мистером батюшкой-расстригой хитрить не буду: все начистоту. А вернусь, скажу: уперся старый — извините — хрен и ни в какую. Но если повезет, если он меня не спустит с лестницы (как надо бы сделать) и если для него это не какая-то личная тайна, может быть, он откроет причины, по которым отказывается от полумиллиона долларов. И почем знать, может быть, эти причины будут понятны даже для наших тупиц из зарубежного отдела, почему-то загоревшихся купить ваш участок.

Последнее слово, выскользнув изо рта, так и оставило его приоткрытым. Голова свесилась набок, чубу позволено было упасть на лоб: само прямодушие, открытость, заокеанская наивность на грани глупости.

— Никаких тайн, мистер Ньюдрайв, никаких тайн. Но, с другой стороны, я понимаю, что причины мои мало кому могут показаться уважительными. Поэтому и не люблю рассказывать о них.

Отец Аверьян не спеша расчищал стол, раскладывал книги в стопки, нежно подталкивал, выравнивая по корешкам.

— Все дело в том, что мне было видение. Во сие.

Где-то в подвале автоматический регулятор включил мазутную печь, и вода в отопительных трубах послушно зажурчала, пошла по своему черному круговороту, наполняя дом теплом и едва заметной позвякивающей дрожью.

— Увы, не ангел, не серафим, не Пресвятая Дева. Видимо, не сподобился. Был мне послан всего лишь заурядный немолодой господин, довольно усталый, неприветливый и брюзгливый.

— Но вы сразу поняли, что он был послан? Послан именно к вам?

— Не сразу, конечно. Он так не подходил по виду… Наступал канун Рождества, снег… На нем был какой-то плащик с меховой пристежкой изнутри… Зеленые шерстяные наушники из-под шляпы… Старый рыжий портфель…