Тюрэ Эрикссон - Белый мыс

Кофе оказалось тоже не таким уж плохим на вкус, как опасался Оке, хотя и было заварено на самой дешевой смеси, какую только можно было найти в лавке.

– Можно тебя попросить сходить в лавку и купить кое-что для меня? – спросил Мёрк неожиданно.

Оке отлично сознавал, что такое поручение – проявление величайшего доверия, и тщательно завернул в носовой платок деньги и бумажку с поручением. Мёрк обычно подозревал всех, кто брался что-нибудь сделать для него. Оке понимал, что если не сможет отчитаться в каждом гроше, то поручение Мёрка окажется для него первым и последним.

– Я сам потом зайду к вам за покупками, – сказал Мёрк на прощанье.

Он пришел, когда Оке сидел за столом и доедал в одиночестве запоздалый обед. Рыбный суп пришлось разогревать, и Оке невольно сморщил нос, отведав первую ложку. Лохматые брови Мёрка неодобрительно нахмурились.

– Ты что это над едой гримасничаешь? Мне бы такой суп, когда я был в твоем возрасте! Смотрите – и коренья и приправы! То ли дело было у нас! Пара картофелин да несколько рыбьих хвостов – вот и все, что мать могла положить в суп.

– Может быть, налить тарелку? – предложила бабушка и стала накрывать, не дожидаясь ответа. Летом рыбный суп ели не очень охотно, и у нее всегда оставалось.

Мёрк почмокал губами.

– Сказать правду, так я уже поел, но для тарелочки супа всегда место найдется, – проговорил он, прочел молитву и придвинул к себе полную тарелку.

– Сколько вас было детей в семье, хотелось бы знать? – спросила бабушка задумчиво.

– Пятнадцать, да только одна из сестренок умерла совсем маленькой.

– И все выросли вместе на том хуторке, который снесли несколько лет назад?

Мерк молча кивнул.

– Чем же вы кормились? – продолжала допытываться бабушка.

– Рыбным супом… чем же еще! Утром суп, в обед суп и на ужин суп. А какие выросли крепкие парни и видные девушки на этой пище, скажу не хвастаясь! В хорошие времена по воскресеньям каждому полагалась чашка черного кофе, а отцу в таких случаях подавали на обед мясо. Больше всего он любил тюленину, но на худой конец не отказывался и от вороны.

Оке не мог удержаться от смеха. Ворон есть – надо же придумать!

– Они не так уж плохи на вкус, особенно в марте, – сообщил Мёрк деловито. – Летом, правда, довольно противные.

Поблагодарив за угощение, он стал рыться в большом кошельке с металлическим запором.

– Тебе причитается вознаграждение за выполненное поручение да за дрова, что утром наколол.

Оке покраснел и сказал, что ему ничего не нужно. Брать деньги за услугу соседу – это было не только не принято, но даже неприятно.

– Не отказывайся, возьми ты эти двадцать пять эре, – посоветовала бабушка вполголоса, так, чтобы глуховатый Мерк не слышал. – Не такой уж он бедный, каким кажется. У него и деньги в банке есть, и пенсию он большую получает.

Мерк убрал кошелек и вытащил берестяную табакерку. Изогнув по-особому большой палец, он сделал на руке глубокую ямочку. Затем осторожно насыпал туда основательную порцию нюхательного табаку, поднес к своему большому носу и гулко втянул в ноздрю, не просыпав ни крошки.

– Ты не приходила на молитвенное собрание в школе, – заметил он бабушке, когда церемония была окончена.

– Времени совсем нет – что в будни, что в праздник, – отвечала она уклончиво. – К тому же этот новый священник не очень-то хорошо служит.

Мерк высморкался в черный с красным платок и вздохнул:

– Пожалуй, ты права. Со времени Энбума не было у нас еще настоящего священника. Вот кто умел проповедь читать – никогда не забудешь!

– Зато и детей бедняков умел запугивать! – отрезала бабушка.

Мерк нахмурился и недовольно пожевал губами при нападении на его любимца.

– Он был поборник господа и великий проповедник, как сказано в писании.

– Защитник вдов и сирот! – воскликнула бабушка ему в лад с плохо скрытой язвительностью. – Есть одна вещь, о которой я по-настоящему жалею: это когда я в своей простоте пошла к священнику за советом и помощью против Арениуса и его шайки. Когда умер Янне и зашла речь о наследстве, писарь Улле мне и говорит, что долги, мол, превосходят стоимость всего имущества. Мол, если я немедленно не заплачу двести риксдалеров, которые причитались с Янне за его долю в большой шхуне, на которую Арениус поставил его шкипером, то весь двор с молотка продадут. Вот они до чего добирались! И что же мне сказал Энбум? «Надлежит быть покорным своим богоданным господам и хозяевам», – вот что он сказал.