Тюрэ Эрикссон - Белый мыс

Тут-то его и нагнал Эстен.

– Что это у тебя? – спросил он, зловеще улыбаясь.

– Ничего.

Оке зажал монетку в кулаке. Скорее он даст сломать себе пальцы, чем добровольно разожмет кулак.

– Давай сюда деньги, сопляк! Ты их только потеряешь где-нибудь.

Сколько Оке ни отбивался ногами, сколько ни царапался, ничто не помогло. Эстен отнял у него монету и, чтобы подразнить, поднес ее к самому носу Оке.

– Дурак! Вор! Вор чертов! – кричал Оке в бессильном отчаянии.

– Так ты еще и ругаться!.. – произнес Эстен с расстановкой. – Вот я расскажу об этом твоей бабушке, она тебе всыплет.

Оке совсем уж было распрощался со своим сокровищем, но Эстен вдруг одумался и сунул ему монету обратно:

– На уж, держи, дурачок! Тебе бы жить в сумасшедшем доме вместе с матерью.

Оке рванулся в сторону и кинулся бежать.

– Беги, беги прямо к матери в сумасшедший дом!

Острая боль пронизала мальчика. Бежать, бежать в лес, где его никто не увидит. Теперь он понял наконец, почему всегда слышал уклончивые ответы, когда спрашивал, отчего мама болеет так долго…

Он споткнулся о кочку и растянулся. Жесткий вереск царапал щеки, шею укусил муравей, но он ничего не чувствовал…

Оке не особенно удивился, когда однажды в субботний вечер увидел возле кухонного стола незнакомую девушку, которая гладила белую блузку. Но когда она повернулась на своих высоких каблуках и расцеловала его, он вытаращил глаза. У нее были теплые полные губы, а темные волосы пахли жасмином.

– Ты что же, не узнаёшь старшую сестру? – рассмеялась она.

– Чего ты хочешь от него? Мальчику и трех лет не было, когда ты приезжала последний раз и сделала ему его обожаемую куклу, – вмешалась бабушка.

Оке помнил только, что куклу сшил кто-то другой, не бабушка. Салли была для него совершенно чужой.

– Да, тогда я обрадовалась случаю уйти в город домашней работницей, подальше от здешних сплетниц.

В веселом голосе Салли прозвучал оттенок горечи, который не ускользнул от бабушки.

– Ну-ну, с тех пор уже столько воды утекло… Невесело тебе жилось тогда, это верно, и детство у тебя было невеселое. Так уж повелось – где отчим, там и до мачехи недалеко…

Оке расстроился, узнав, что Салли ему родная только наполовину: он уже успел проникнуться гордостью от сознания, что у него такая красивая сестра.

– Когда же ты приступишь к работе в ресторане? – спросила бабушка.

– Завтра с утра. Завтра воскресенье, ожидается много посетителей, и дел будет по горло.

За стеной послышался знакомый шум – подъехал на велосипеде дядя Стен, но только на этот раз не один, как обычно, а с кем-то вдвоем. Старая дверь красного дерева, снятая еще дедушкой с севшего на мель парусника, распахнулась от сильного толчка.

Дядя Стен вошел первым, слегка порозовевший и оживленный больше обычного, за ним – его веселый напарник, с которым бабушка и Оке познакомились в бараке. Они поздоровались, затем дядя Стен протянул бабушке большую запыленную сумку.

– Что-то там булькает, – произнесла она многозначительно.

Оке стоял тут же: дядя Стен всегда привозил что-нибудь вкусное из более богатых бредвикских магазинов. На этот раз это был белый хлеб, прямо из пекарни.

– Один обман, сплошные дрожжи. Жиров в тесте кот наплакал, – заметила бабушка презрительно.

Но Оке вцепился зубами в корку так энергично, что хрустнула сахарная глазурь; для него не было ничего вкуснее «булки».

– Да ты можешь есть взапуски с самим гобургским стариком! – сказал Еста и подбросил вдруг Оке к самому потолку.

– А ты видел, как он ест? – спросил Оке недоверчиво, когда снова обрел твердую почву под ногами.

Он не был уверен – может быть, гобургский старик и в самом деле существует и забирает непослушных детей.

– Нет, это просто выдумка такая, – признался Ёста чистосердечно. – На юге есть у моря скала Гобург, похожая, если смотреть издали, на старика. Оттуда и пошло.

Бабушка спросила гостя, где он родился, и Ёста рассказал, что вырос в маленьком домике с плоской крышей недалеко от Гобурга. В том краю на берегу тоже есть каменоломни, только в них добывают серый песчаник. Каменотесное долото было его любимой игрушкой еще задолго до того, как стало кормить его.

– В шестнадцать лет я мог вытесать точильный камень какого хочешь размера, но теперь это ремесло уже никому не нужно, поэтому я и перебрался на север.

– А родители у тебя живы?

– Нет… Мама умерла недавно, а об отце я почти ничего не знаю. Люди говорят, что он был из Галиции. Видно это мне от него достались такие черные волосы.