Тюрэ Эрикссон - Белый мыс

Дорога сделала большую, непонятную на первый взгляд петлю в сторону голого мыса, потом спустилась к берегу залива. Теперь они ехали по плодородному краю, который был когда-то морским дном, и вдыхали острый запах гниющих водорослей. Высокие деревья с пышной листвой, отбрасывавшей густую тень на дворики, окаймляли покрытую бурой пылью, всю в выбоинах деревенскую улицу. Телефонные провода сгущались у дома с голубой вывеской на стене. Напротив стоял новый магазин с большими витринами. Не нужно было даже заходить внутрь, чтобы посмотреть на товары.

– Поднажился на войне этот новый торговец… – протянул крестьянин с завистливым восхищением в голосе.

– Похоже, старому лавочнику скоро придется сдаваться. Вот тогда мы увидим, чего стоит этот благотворитель Бугрен, – ответила бабушка.

Дорога снова пошла вверх, в сторону лежавших высоко над морем тощих известковых песков. По краю обрыва выстроились цепочкой серые пузатые башни. Та, что поближе, стояла наполовину разрушенная, но остальные сохранили вращающиеся деревянные макушки, на которых были закреплены широкие, теперь уже дырявые крылья. Маленькие темные оконца угрюмо смотрели на новое, свежепросмоленное строение с высоким куполом.

Оке решил, что это церковь.

– Нет, это паровая мельница, – поправил его возница. – Теперь не приходится больше ждать ветра, чтобы намолоть муки.

– Да-а, новые времена приходят на наш остров, – произнесла бабушка задумчиво.

Вдоль обочины дороги паслись серые овечки. Одна из них испуганно заблеяла, когда телега подъехала совсем близко, и все стадо бросилось наутек. Маленькие копытца звонко стучали о проглядывавший тут и там камень.

Потом показалась наполовину скрытая в высокой траве дощечка с какими-то цветными знаками и стрелой. Оке попытался мысленно сделать из кнута возницы лук, положить на него эту голубую стрелу и послать ее далеко вперед над ослепительно белым полотном дороги. Ехать навстречу новой жизни, пусть даже на скрипучей, пахнущей навозом телеге – это было для него целым событием.

Доски с закорючками и стрелами встречались часто. Некоторые были вытесаны из камня; попадались также грубые, необтесанные тумбы с какими-то значками.

– Такой знак ставят на границе дорожных участков, за которые отвечает тот или иной хуторянин, – объяснила бабушка.

В голове Оке родилось смутное воспоминание: серый, дождливый день, длинные упряжки на дорогах, скрип железных лопат по мокрому гравию. Седой крестьянин подгоняет своих сильных, но ленивых быков энергичными, порой даже сочными возгласами, перемежаемыми словами убеждения, Потом быки стояли на привязи у бабушкиного коровника, и сутулый жилистый старик, задавая быкам корм, проходил в опасной близости от опущенных рогов…

Над песками повисло сонное марево, напоенное запахом полыни и тимьяна.

Утомленный ездой, невыспавшийся, Оке не выдержал. Он уснул, пристроившись на узле с одеждой, и проснулся, уже когда телега снова спускалась с холма.

– Теперь считай – мы дома, – сказала бабушка.

Трава на обочинах была гуще и свежее, чем на иссушенных солнцем склонах там, наверху. Густая листва ольхи и вечно трепещущей осины притеняла землю, сосны зарывались глубоко в песок своими корнями, вздымая вверх розовые, стройные, как мачты, стволы.

Нурингский мыс был целиком созданием моря, нагромоздившего горы песка между узкими известковыми рифами. Песок откладывался здесь уже на памяти людей, прямо на глазах. Этим и объяснялось, что в лесу вам попадался вдруг хутор с неуместным, на первый взгляд, названием Высокая Отмель или что маленькая приморская деревушка недалеко от оконечности мыса именовалась Островком.

Большинство песчаных дюн со временем отступило от моря и успело уже порасти сосной и мхом, но вдоль самого берега еще остались подвижные окраинные дюны.

Рассказывают, что однажды явившийся с моря неприятель не решился высадиться на берег только потому, что принял песчаные горы за целую армию рыцарей в блестящих доспехах, верхом на белых конях, поджидавших врага в полной боевой готовности.

Если эта легенда и имеет под собой какое-нибудь Реальное основание, то вероятнее всего, что военачальники исходили из других, менее фантастичных соображений, давая приказ сняться с якоря: Нурингский мыс пользовался в старину на Балтике дурной славой. Его жители исстари привыкли к кровавым схваткам с эстами [8]и материковыми шведами за лучшие места боя морского зверя. Для своего времени они были неплохо вооружены крупнокалиберными ружьями, а на худой конец отбивались и копьями, предназначенными для тюленей. Со стороны суши мыс был защищен топями, а среди опасных прибрежных рифов орудовали нурингские пираты на своих просмоленных лодках с высокими форштевнями. [9]