Стивен Фрай - Пресс-папье

Ощущая тревогу и страх, сталкиваясь с такими проявлениями фундаментализма в поведении американских солдат, становишься антиамериканцем не в большей мере, чем американец, которому отвратительны наши футбольные хулиганы, становится антибританцем. Разница, однако же, в том, что мы наших футбольных хулиганов стыдимся. А я не уверен, что такое уж большое число американцев стыдится образа, который, похоже, столь дорог сердцам их военных.

Я понимаю, многие из прочитавших написанное заявят, что критика любых действий Америки в Заливе равноценна «потворству врагам», что придерживаться любых мнений на ее счет, кроме самых что ни на есть ортодоксальных, это преступление. Я безмерно уважаю Америку за отвагу, с которой она выполняет взятые ею на себя обязательства. Я уверен, что средний американский солдат – человек более чем достойный, храбрый и цивилизованный. Американцы – наши союзники, мы плечом к плечу стоим с ними в пустыне. Но мне хотелось бы также питать уверенность, вне всяких сомнений глупую и наверняка наивную, в том, что мы с ними сражаемся по одной и той же причине – по причине ненависти к фанатизму, фундаментализму и варварству – и что мстительная свирепость и ничем не стесняемая агрессивность не являются частью нашей стратегии.

Давайте противостоять Саддаму во имя цивилизованности, а не милой нашему сердцу разновидности варварства.

Все мы знаем, что в ходе последних десятилетий британская команда по перетягиванию каната добилась беспрецедентных успехов, раз за разом выигрывая чемпионаты мира, которому только и оставалось, что разевать от зависти рот. В родственных этому видах спорта – в футболе, теннисе и асинхронном плавании стилем брасс – победа от нас ускользала, но ведь если бы мы принялись хапать и прижимать к нашим мужественным грудям все подряд спортивные кубки мира, картина получилась бы нас недостойная. И все же доблесть, явленная англичанами в одном виде деятельности – наполовину спорте, наполовину игре, – оказалась неожиданностью почти для всех. В течение полувека Россия возвышалась, подобно колоссу, над шахматным миром, став и символом его, и хозяином. Как же получилось, что второй по мощи шахматной державой планеты стала Англия?

Да, за мировую корону все еще борются Карпов и Каспаров, и все-таки Англия, страна, в которой пятнадцать лет назад и гроссмейстера-то ни одного не было, теперь обладает большим их числом, чем любая другая, – за вычетом Советского Союза. Все началось с Тони Майлса, создателя удивительной «Бирмингемской защиты», теперь же у нас имеются и Найджел Шорт с Джонатаном Спилменом – шахматисты самого высокого ранга.

«Английский шахматный взрыв» – так обозначили это явление десять лет назад – стал, как говорят, результатом монументального сражения Спасского и Фишера, состоявшегося в 1972-м в Рейкьявике. Однако напрашивается вопрос: почему это сражение не распалило подобным же образом игроков американских ? То, что Соединенные Штаты как шахматная держава оказались слабее Англии, представляется удивительным, – в конце концов, именно Америка получает самый цвет шахматистов-невозвращенцев, да и население ее в пять раз больше нашего. В Англии же шахматисты, как, увы, всем хорошо известно, денег получают мало, а ободрений и внимания средств массовой информации и того меньше, а между тем шахматы продолжают в ней процветать.

У меня имеется на этот счет своя теория, переоценить никчемность которой невозможно, и состоит она в том, что шахматы есть по основополагающей сути своей – театр. Я и игрой-то этой впервые заинтересовался по-настоящему, когда услышал о «винте Смыслова». Есть такой великий русский шахматист Василий Смыслов, чемпион мира, прославленный, в особенности, как мастер эндшпиля и переживший совсем недавно подобие бабьего лета. Так вот, перемещая фигуру из одного квадрата в другой, он обычно подкручивает ее, словно бы ввинчивая в поверхность доски. Другие шахматисты могут мягко опускать фигуру или агрессивно пристукивать ею, Смыслов ее ласково ввинчивает. Психологический эффект это движение создает сокрушительный. Оно выглядит таким необратимым, таким продуманным, полным такой абсолютной уверенности в себе. Каспаров нависает над доской с задумчивым выражением грозного мужа, увидев которое сразу хочется попросить у него фору в три пешки. Поза Джонатана Спилмена, сидящего за доской развалясь и расплывшись, точно благодушный осьминог, по существу своему комична, потешна без вульгарности и ставит его противника в очень невыгодное положение.