Холмс живет деталями, его преступники оставляют в мире осязаемые следы, позволяющие способному к анализу человеку делать выводы и строить умозаключения. Холмс выстраивает картину преступления, опираясь на факты, на их систематику, на конкретные улики. Отец Браун подходит к преступлению с совершенно иной стороны. Общее знание человека, его греховности и его души позволяет отцу Брауну делать частные выводы. Очень занятно бывает иногда рассматривать рассказы о Шерлоке Холмсе как описания действительных событий, – достоверность авторского слога оказывается при этом превосходным подспорьем, а любую неувязку удается объяснить скорее ненадежностью памяти Ватсона, чем недосмотром автора. В Холмсе чаруют детали, в отце Брауне – обобщения. Неудивительно, что, когда мы читаем рассказы о коротышке-священнике, он представляется нам пребывающим в вакууме, в иной, чем вмещающая тесные комнаты викторианского дома на Бейкер-стрит, вселенной.
Источником вдохновения при создании невесть зачем составленных аннотаций к «Неведению отца Брауна» явно был «Аннотированный Шерлок Холмс» Баринг-Гулда. Хотя, возможно, не обошлось и без предпринятого Энохом Пауэллом издания Фукидидовой «Пелопонесской войны». Ну хорошо, допустим, мне удалось доказать, что видимых причин связываться с отцом Брауном у схолиаста не было, но, быть может, мистер Гардинер смог хотя бы продемонстрировать, обращаясь с избранным им предметом, веселость, остроумие или ученость? С сожалением должен сообщить, что я так не думаю. Впрочем, это не является целиком и полностью виной мистера Гардинера. То, что он американец, [87]вовсе не лишает его всех и каждого из названных выше качеств, нисколько. Однако насторожить нас национальность его может («Вы же знаете мои методы, Ватсон. Вот и используйте их».) уже при упоминании о «Нерегулярной армии Шерлока Холмса». [88]К сожалению, он, похоже, аннотировал текст специально для своих соотечественников. И потому значительное число сносок посвящено объяснениям того, где находятся Хартлпул, [89]Хайгейт, [90]Патни, [91]Бонд-стрит [92]и прочие места в этом роде и какие в них проживали прославленные литераторы. Многим ли из вас, хотел бы я знать, необходимо растолковывать, что такое «День рождественских подарков» [93]или «Рождественский дедушка»? [94]И неужели же вам не известно, что такое «грач» [95]или «старичок»? [96]Я понимаю, что столь темные англицизмы способны довести многих американцев до судорог озадаченности, но ведь эта-то книга издана в Англии и предлагается английской публике. Я не говорю уж об ошибках, которые мистер Гардинер допускает в своих толкованиях. Нам сообщают, к примеру, что Стратфорд – это «железнодорожная станция к востоку от Лондона». И неужели Вестминстер и вправду «включает в себя Гайд-парк»?
Мистер (а может быть, доктор) Гардинер является, по-видимому, «всемирно известным» популяризатором математики и естественных наук, и потому не упускает возможности осудить какую-нибудь маргинальную религию или вставить в сноску анекдот из жизни Эйнштейна. Он также старается привлечь наше внимание к определенным местам текста, которые содержат «завораживающие, прекрасно составленные предложения» или «чудесные абзацы», но в остальном в обсуждение литературного стиля Честертона не вдается.
Как ни старался я понять, зачем его книга предъявляется английской публике, мне это не удалось. Честертонианцы, возможно, оценят приложенную к ней библиографию, однако и там мало найдется такого, чего они еще не читали. Для прочих же эта книга – всего лишь изящно отпечатанный сборник из двенадцати рассказов с одним или двумя несомненно интересными комментариями и многим множеством других, раздражающих и неуместных. Честертон сказал однажды, что ангелы способны летать потому, что очень легко к себе относятся. Если вам в ближайшем будущем случится увидеть величаво парящую над сельскими просторами книгу, можете быть уверены – это не «Аннотированное “Неведение отца Брауна”».
Эта статья была написана для журнала «Арена».
Девять из десяти читателей, поведавших о своих предпочтениях, сообщили, что публикуемые модными мужскими журналами статьи, которые начинаются со слов «Когда я учился в Кембридже», непригодны для чтения и вообще ужасны донельзя. Мир достаточно грустен и без того, чтобы наводнять его воспоминаниями о никчемных, нахальных денечках, которые кто-то провел, катаясь в плоскодонке по Кему. Однако, я знаю, вы простите мне такое начало, поскольку то, что я расскажу, сможет расшатать сам фундамент британского общества, наделить генерального атторнея устойчивой головной болью и коренным образом изменить наше отношение к одежде, которую следует носить в будние дни мужчинам сорока и более лет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу