Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни

– Что-то неуловимо изменилось в вашем туалете, Катенька, — будничным тоном констатирую я.

– В туалете? — удивляется она. — Там унитазы, что ли, новые поставили?

– Я про ваш туалет. Речь идет о вашем облике, если хотите.

Катя хлопает ресницами, поправляет прическу:

– Это я маникюр новый сделала.

Пытаясь продемонстрировать мне красоту своих ногтей, она не удерживает поднос одной рукой, и тот благополучно летит мне на колени, увлекая за собой горячий кофе. Я кричу… нет, реву от боли.

– Ой, простите, Сергей Владимирович! — щебечет секретарша. — Я не нарочно!

«Еще бы ты это нарочно сделала!» — думаю я и быстро спускаю до колен пропитанные кипятком брюки.

Пока я подыскиваю слова, характеризующие все то, что я думаю о Кате, и которыми мне хочется незамедлительно поделиться с ней, открывается дверь и в кабинет вползает физиономия представителя китайского директората. Хуэй Чаньчунь с радостно/гадостной улыбкой, будто видит перед собой живого Мао, смотрит на мои недвусмысленно спущенные брюки, оценивая голые ягодицы секретарши и с той же препротивнейшей улыбочкой извиняется:

– Длюга, плясти. Моя поззе. Поззе. Моя потом заходить будет. Моя осиня извиняисся.

Он делает мне успокаивающий жест рукой и исчезает, мягко прикрыв за собой дверь.

– Катерина, покиньте кабинет, — требую я. — И поправьте, бога ради, вашу набедренную повязку.

Здесь Катя начинает вертеться вокруг своей оси, пытаясь понять, что не так с ее одеждой. Вскоре, после третьего оборота, она замечает задравшуюся сзади юбку. Краснея, она исправляет оплошность и, гордо выпятив грудь, выходит за дверь.

Пока я привожу в порядок свои брюки, звонит внутренняя линия и секретарша самой Кондрашовой голосом молчаливых египетских пирамид говорит мне:

– Пройдите, пожалуйста, к Вере Андреевне.

Я надеваю брюки, поправляю галстук и направляюсь на ковер. Орган чувств, расположенный в районе копчика, именуемый в простонародье жопой, сигнализирует мне о том, что сейчас меня будут иметь. За что — неважно. Главное, что отымеют непременно, причем грубо, без смазки и предварительных ласк.

Выйдя из своего кабинета, я отчитываю свою нерадивую секретаршу, которую мне положено поиметь по статусу, и торопливо иду к той, которой по статусу положено отыметь меня. Такова жизнь. Большую ее часть ты карабкаешься повыше, чтобы насрать на карабкающихся пониже в стремлении занять место под солнцем, а когда уже достигнешь желаемого, то подчас осознаешь, что срать-то уже и не хочешь и, что самое обидное, не можешь.

Босс явно не в духе. Я вижу ее перекошенное от злобы лицо и пытаюсь вспомнить, где я ее видел не так давно, в какой-то странной обстановке. Я туго соображаю, но потом врубаюсь, ударяя себя по лбу: «Точно, во сне. В моем сне она была начальницей склада».

Вера Андреевна Кондрашова — начавшая стареть бизнесвумен, или, как я ее называю, бизнесвымен, потому что грудь у нее действительно выдающаяся. Подкатегория женщин, к которой относится моя начальница, это — «за большие деньги, после пол-литра вискаря». При всей своей ограниченности мисс Большие Сиськи обладает почти отталкивающей внешностью. Одевается дама, растерявшая свою молодость в неравной борьбе с целлюлитом, броско и вызывающе. В основном это что-то из молодежных коллекций Dolly&Gabbing (Dolly — имя клонированной овечки и англ. — болтовня). На ней это выглядит как ярлык достатка и образец безвкусицы. Не знаю, что у этой женщины со зрением, но по какой-то прихоти она вбила себе в голову заблуждение о собственной привлекательности и неувядаемой молодости. И, что самое грустное, Вера Андреевна считает, что я подпал под ее редкостное обаяние. Все это мне глубоко по фигу, но создает некоторые неудобства в общении.

– Проходите, пожалуйста, Сергей Владимирович. — Имя и отчество она выдыхает практически с материнской нежностью.

Но я не обманываюсь на ее счет. Глаза Кондрашовой мечут молнии.

– Присаживайтесь к столу, — так же ласково просит она.

Я вежливо здороваюсь, гадая о цели моего вызова, и придвигаюсь на стуле к столу начальствующей надо мной задницы.

– Я так понимаю, что у вас, Сергей Владимирович, слишком мало обязанностей. Вам решительно нечем заняться в рабочее время, кроме как предаваться амурным утехам, оскорбительным для нашего предприятия.

«К чему бы это она?» — думаю я. Брызги слюны, изрыгаемые ее ртом, ложатся на полировку стола между нами. Я прослеживаю взгляд Веры Андреевны, направленный в сторону левого угла кабинета, где на стуле, как канарейка на жердочке, примостилась тощая фигурка китайца Чаньчуня. Все ясно. Взаимная неприязнь, возникшая между нами с первой встречи, переросла в «необъявленную войну». И вот милый Хуэй подстроил мне очередную пакость. Китаец встречает мой взгляд гаденькой улыбочкой/оскалом.