Виктор Ерофеев - Энциклопедия русской души

Дребезжат в их комнатах слабенькие серванты.

Сплетение бреда и ссылка на шурина, когда доказываются недоказуемые вещи, когда наивность - нежнейшее из слов, которое можно подобрать, характеризуя их мысли - какое испытание для любого человека, который выбрал своей религией любовь к ближнему, какое издевательство над ним.

Моль изъела плюшевые подушечки.

Надежда на то, что коммуналки расселятся, тоже наивна. Коммуналка как свет непогасшей луны - норма русской ментальности. Она же - модель взыскуемой соборности. Засраные подъезды и подворотни, непрочищенные, засоренные, как мусоропроводы, пещерные люди метафизичны. Их разрозненная посуда, гнутые ложки-вилки подотчетны лишь божественному суду. Они понижают представление о человеке, контакт с ними чреват самыми эмигрантскими мыслями, совместное проживание рождает мысли об аде.

Запущенная Россия, которая никогда не проветривалась, никогда не была удостоена человеческого слова, не понимала логики своего развития - сколько таких людей? миллионы? десятки миллионов?

Средневековье без средневековых символов веры, воплощенное в образы кому-то очень близких людей, не учитывается при разговоре о стране, где выставляются напоказ подсвеченные французами фасады сталинской архитектуры, которые посреди новейших построек кажутся чуть ли не итальянским городом. Надо ли говорить, что Русь с голой лампочкой, наследство допетровского, дореволюционного, советского и сегодняшнего времени, безынициативна настолько, что на ее фоне Обломов покажется Штольцем, и мы призваны с этим "пассивом" считаться?

Всегда найдется ватага доброхотов, которые бросятся бешено выступать против средневековья, приводить примеры счастливой соборности, с устойчивым графиком дежурств по уборке мест общего пользования, со скромным уютом и гуталином, когда жилички ходят в восточных халатах, сидят на диванах, задумчиво поджав ноги. Они закричат: что же народ мог сделать? Вот именно -что? Я знаю этих доброхотов наперечет. Они делают свою работу настолько грубо, что по природе не дуэлеспособны.

Помимо них есть огромное количество людей, которые возьмутся защищать всех этих средневековых существ: они прошиты общими токами, им жалко пьяных, жалко старух, брошенных без помощи. Мне по отдельности тоже многих жалко. Но всю эту жалкую массу мне не жалко, она тащит Россию на дно.

Конечно, легче всего отнестись к ней язвительно, сыграть на панических настроениях, запугать, как и поступают те, кто вступает с ней в контакт и теряют быстро терпение. Можно попробовать отнестись к ней по-христиански и возлюбить. Но как бы к ней не относиться, она, эта масса, превращена волей случая в электорат, имеет голос и ничего общего не имеет с демократией.

Что с ней делать? Обманывать? Отмывать? Перевоспитывать? Ждать, пока перемрет?

Но последнее иллюзорно - старики тащут за собой внуков, правнуков, которые тоже становятся на карачки.

После первого петушиного крика молодости от них больше нечего ждать, кроме рабской зависимости от вечного повторения. Все идет по кругу. Остается одно - поместить их в концлагеря.

Но они там уже и так.

неуклюжесть

В каждом русском есть своя неуклюжесть.

Иван Петрович слишком толст. У него ремень под брюхом.

Василий Васильевич слишком обносился. У него дыры в обоих карманах.

Николай Иванович никогда не стрижет ногтей на ногах. Они у него сами собой подстригаются.

У невесты с зубами рваная ночная рубашка. Из нее аппетитно вываливается немытая сиська.

Мария Николаевна не пользовалась ни разу в жизни туалетной бумагой. И ничего - осталась жива.

Вот почему у русских сильный балет.

мелкая совесть

Как-то я встретился с одной мелкой совестью нашей нации. Совесть предложила мне сделать беседу для газеты. Она стала рассказывать, как мальчишкой во время войны сбежала из детского дома, потому что там было невыносимо, проехала "зайцем" всю Сибирь и, поскольку Россия полна добрых людей, ей помогли добрые люди, которым она благодарна. Они не сдали совесть обратно в детдом.

Я спросил, почему было так невыносимо в детдоме, и, выслушав ответ, сказал:

- Получается неувязка: добрые люди помогли вам бежать от злых детей и злых воспитателей.

Мелкая совесть удивилась, как будто в первый раз об этом подумала, беседы не опубликовала.

Русские переоценивают не только самих себя, но и своих детей. В каждом отделении милиции расскажут об их подвигах. В русском детском мире полагается быть жестоким. Мне рассказывали уличные проститутки, что самое страшное - оказаться во власти подростков. Знакомый бандит, свидетель рассказа, кивнул: