Коньячку мы хотели. Хозяин кабинета спрятал деньги в сейф, взамен вытащив оттуда начатую бутылку с рюмками. Коньячок пошел славно. И ангел мира спланировал с потолка.
- Одно мне не ясно, - сказал Борис Борисович. - Вы утверждаете, что на разминке они лошадей не показывают и резвые прикидки засечь невозможно. Каким же образом Женя угадал четвертого номера? Пусть герой поделится секретом.
Эту историю я еще вечером слышал три раза, но готов был слушать бесконечно.
- Я обратил внимание, что наездник в коричневом камзоле долго и терпеливо работает рыжего конягу. Четыре круга сделал шагом, потом несколько раз резво послал. Такое случайно не бывает. - Женя помолчал. - У нас в Москве это кое-что бы значило. Но трудность в том, что упряжка была без номера, и главное было определить - из какого заезда жеребец. В шестом заезде он объявился - и сразу на круг, прятаться. Я заглянул в газету - пресса его отметила. Ипподром его подыгрывает. Конечно, играть его на первое место я бы не решился, но кассу, где стоял Учитель, заняли негры, и у меня просто не оставалось выбора, как вломить все "на победителя" в единственно доступной кассе. В принципе нам повезло. Разумнее было бы играть "плясе", то есть на одно из призовых мест. Тогда верняк.
- Угу, - сказал Борис Борисович, и я почувствовал, что какую-то отметку нам опять выставили.
На Венсеннский ипподром мы стали ходить как на работу - во все дни, когда там бывали бега, в будни и в праздники.
Жили мы скудно. Игровые деньги были для нас священны. Мы не только из них не трогали на шмотки или еду, но еще к ним малость добавляли из наших скромных командировочных. Основной нашей задачей было как можно дольше продержаться в Париже. Игровые деньги постепенно таяли. (Чудес, как с четвертым номером, больше не выпадало.) Мы старались сокращать наши ежедневные ставки. Ни я, ни Женя ни разу не угадали в паре, но Женя иногда выигрывал на лошади, занявшей платное место.
Деньги из Москвы на большую игру все еще не поступали, и, откровенно говоря, я лично был этому рад. Для большой игры мы пока не годились.
Кое-что на ипподроме для нас прояснилось. Например, разминка перед заездом зависела не от прихоти наездников, а от дистанции. Они честно разминались там, где давали старт. На обычной дистанции - 2600 метров - старт давали за поворотом. Ни хрена не увидишь. Но вот уже забег на 2200 метров по большой дорожке был для нас почти приемлем, ибо упряжки разминались перед трибунами. Жаль, что бег на короткие дистанции разыгрывался мало. Надо было учитывать фору, которую сильные лошади давали слабым. Фора, как правило, была 25 метров. И борьбу на финише здесь вели не две-три (максимум!) лошади, как в Москве, а пять - восемь упряжек. И езда проходила жестко, сурово, подарков (как у нас) никто никому не делал. Тем не менее фавориты приходили редко. Не исключено, что наездники иногда их придерживали. Однако, когда в московском заезде бегут семь лошадей, - фавориту трудно спрятаться, наездник пускается на явный фальшпейс. Здесь же в заезде от десяти участников, примерно с равными шансами. Достаточно чуть замяться на дистанции, как "поезд ушел" и какая-нибудь кобыла получает по двести франков за первое место в тотализаторе. Получает, разумеется, не кобыла, а игрок, который на нее поставил. Наездник и хозяин кобылы получают весьма приличный выигрыш в свободно конвертируемой французской валюте. Что получает кобыла - я не знаю (может - кусок сахара, может - по шее), однако французские лошади совсем не производили впечатления дистрофиков, значит, морковки и сена им хватало. Да и резвости, несмотря на длинные дистанции, здесь были значительно выше, чем на Центральном Московском ипподроме.
...Вот такие скучные беговые подробности. Извините.
Однажды в будни приезжаем в Венсенн, хотим платить за входные билеты - не берут. Почему? - Сегодня бесплатно. - Почему? - Забастовка. - Кого? Наездников, конюхов, или лошади не хотят бегать? - Бастуют кассиры тотализатора. - Но бега-то состоятся? - Пожалуйста, проходите.
И народ идет. А нам что делать?
- Вот, Ломоносов и Холмогоров, полюбуйтесь на гримасы капитализма. В Советском Союзе такого безобразия быть не может!
Чуть что не так - Эдуард Иванович переходит с нами на официальный тон, это мы уже давно заметили. А тут есть от чего расстраиваться посольскому товарищу: раз нет бегов, не засчитают ему сегодняшний день как рабочий и придется Эдику дежурить в субботу в "палатке".
Читать дальше