Алексей Швецов - Как я съел асфальт

– Я узнала вас. Вы еще были в туфлях с чудесными желтыми шнурками, а еще на вас был элегантный плащ, явно приобретенный на блошином рынке.

Сердце мужчины гулко забилось: «Она узнала меня! Она меня помнит». А еще Саша почувствовал, что женщина очень умна, если помнит его и его плащ.

– Вы по делу? – простой прозаический вопрос вернул Сашу с небес на землю.

– Собственно, в какой-то мере, а точнее…

– Вы знаете, по деловым вопросам я принимаю в рабочее время, – сухо прервала его Инна. – Адрес головного офиса агентства указан на визитной карточке.

Саша смешался на время, промолчал, не зная, как продолжить разговор. Телевизор эхом звучал в телефонной трубке, заглушая его, Сашины, собственные мысли.

– Алло-о-о… – Чувствовалось, что Инна потеряла терпение.

– Да-да, – откликнулся Саша.

– Вы куда-то пропали…

– Да нет, – грустным, убитым голосом продолжил Саша, – я здесь дома и никуда не пропал. А может, и пропал… Просто я хотел вам сказать, что я… я вам не совсем по делу… вам звоню я. А точнее, я совсем не по делу, а еще точнее, я хотел вас пригласить… очень хотел…

– Пригласить? Меня? – В голосе Инны слышалось неподдельное удивление. – Куда? Куда вы меня хотели пригласить?

То, что Сашу не отвергли сразу, что его слушают и даже интересуются, куда он хотел пригласить, вселило в него оптимизм. Оптимизм и смелость, а может быть, даже и дерзость.

– Мы могли бы сходить в ресторан, в кафе, которое вам нравится, – ровно и почти спокойно говорил Саша.

На том конце засмеялись.

– Что вы смеетесь? – спросил Саша.

– Так… просто… Не обращайте внимание. Саша, – обратилась к нему Инна, впервые назвав по имени.

– Да.

– Вы мне сказали, что вы дома…

– Да, – подтвердил Саша.

– А ваша жена? Она не против того, что вы собираетесь пригласить меня в ресторан?

– Ну что вы, – отшутился Саша. – У нас совершенно свободные отношения. Она у меня женщина современная и возражать не может. Не может по определению.

Напряженное минутное молчание, вызванное неожиданными супружескими отношениями, дало понять Саше, что Инна глубоко изумлена. Саша и рассчитывал именно на такой эффект, точнее, он надеялся, что так получится. Теперь он наслаждался моментом.

– Алло, Инночка, куда вы пропали?

– Я здесь… – растерянно ответила женщина. – Просто все это как-то неожиданно: и ваш звонок, и то, что у вас с женой… вот так все просто и свободно.

Какое-то время они проговорили о каких-то пустяках, а потом Инна сказала Саше. Сказала как-то просто и спокойно:

– Вы знаете, я не большая любительница ресторанов, поэтому приезжайте ко мне, пообщаемся.

«Пообщаемся, – мысленно повторил за Инной Саша. – Слово-то какое простое, а вместе с тем такое многообещающее».

Он тут же собрался и отправился в гости по записанному адресу.

Два месяца Саша провел возле Инны, отчетливо чувствуя, как замирает, останавливается его сердце, когда взгляд ее выразительных глаз касался его, Сашиных, глаз. А потом случилось. Случилось то, что обычно мужчина так ждет от предмета своей страсти, – Инна попросила его наточить ножи и вынести мусор из дому. Это было символом, знаком, что Саша входит в жизнь женщины, как входит нож в масло, как поршень входит в цилиндр, как мышка в норку. И Саша вошел… Он отчетливо понял это и твердо осознал, что он сделал это. А особенно остро он ощутил это, когда после случившегося курил на ее балконе, курил в одних трусах, семейных, широких трусах, колышимых ночным московским ветром.

А еще Саша понимал, точнее, он все правильно оценил. Он сразу все понял. Понял, что это не любовь, а безумная, всепоглощающая страсть. И самое главное, Саша понял и реально сознавал, что ответной страсти быть не может. Такая женщина, как Инна, всегда находилась в центре внимания, мужского внимания. Она была избалована этим вниманием, и на Сашу она могла смотреть, только как на очередную жертву своих зеленых глаз. Но ничего поделать Саша не мог. Не мог, да и не хотел ничего поделать с собой и со всем этим. Он махнул рукой на дом, работу, а может, и на всю жизнь свою. Махнул и бросился в омут страстей, точнее, страсти, так как даже надеяться на глубокое чувство Инны он не мог. Не мог и не позволял себе иметь, питать эту надежду.

Готовить она не умела. То есть хлеб она как-то еще могла нарезать, но больше ничего не умела. Сама же Инна питалась неизвестно где и неизвестно чем. Она была страшно забывчивая, совершенно неприспособленная к семейной жизни. Но этим она и была трогательно дорога Саше.