Михаил Ремер - Даун

Я уже долго в деревне. С весны. А сейчас – осень. За это время у меня появилось много друзей: Михалыч, баба Валя, соседи. Мне они нравятся. Такие добрые! У каждого всегда найдется гостинец для меня. У каждого есть время поговорить с бабушкой.

Каждому надо с кем-то разговаривать. Бабушка разговаривает с соседями, Михалыч – со мной. Мама разговаривала только со мной. Потом появилась Оля, и мама разговаривала с ней.

Папа и Сережа разговаривали с мамой и Олей. Но мне кажется, что папины и Сережины разговоры маме не нравились. Каждый вечер слушать про Сергеева и про работу? Наверное, это очень скучно. Очень. Маме хотелось просто поговорить! Как с Олей. О погоде, обо мне, об одежде. Но папа и Сережа так не умели. Им так было не интересно.

Здесь все видят друг друга каждый день. Несколько раз в день. И всегда они разговаривают друг с другом. Останавливаются и начинают говорить. И ни разу я не слышал ни про Сергеева, ни про Фирсова, ни про мистера-дристера! Как жаль, здесь нет мамы! Как бы ей было здесь хорошо! Здесь столько людей, которые умеют просто разговаривать! О чем угодно.

Но даже без нее мне здесь нравится. Здесь здорово! А еще я знаю: мама сейчас на небе. Она видит, что мне хорошо. И радуется вместе со мной. Наверное, она бы радовалась еще больше, если бы здесь был папа с Сережей. Думаю, им бы тоже понравилось! Правда! Вот только о чем они здесь будут говорить?

Здесь не говорят о работе. Зачем? Гораздо интересней пойти на рыбалку. Так здорово сидеть на этом мостике и ловить рыбу! Интересно, разговаривал бы папа здесь о Сергееве и мистере-дристере? Я долго думал над этим. Наверное – нет. Мистера-дристера здесь просто не знают.

О работе хочется говорить только тогда, когда нечем заняться. Как дома. Вечером папа всегда говорил про работу. Только про нее. А потом садился и смотрел свои картинки. Вечером Сережа всегда говорил об институте. Потом садился за компьютер. Оля же о работе не говорила никогда. Наверное, у нее были дела поинтересней. Ей всегда было что делать. Как здесь, в деревне.

В деревне всегда есть чем заняться. Можно сидеть на завалинке и греться на солнышке. Можно собирать яблоки. Они такие тяжелые, что не удерживаются на ветке. Они падают вниз и пытаются спрятаться в траве. Это значит – яблоко готово. Можно ходить за грибами и ягодами. А еще можно просто любоваться закатом. Или играть на губной гармошке.

Михалыч обожает слушать меня. Он смотрит на солнце и молчит. Никогда меня не останавливает. Ему нравится моя музыка. Правда! Наверное, ему жаль, что он не умеет так же. Он пробовал. Много раз. Но у него ничего не получалось. Потому играю только я. Михалыч просто слушает.

– Душевно, страсть как, – вздыхает Михалыч. – Аж слеза пробила. Нинку-то вспомнил по молодости. Мы с ней часто тогда сбегали – в лес, на опушку. Там и сидели до утра. Хорошо было. Но ты не подумай. Ничего такого не было! Потому как нельзя до свадьбы. Потому как порядок такой.

А я слушаю. Слушаю про грозу и молнию, которая расколола огромный дуб на две части. Но как? Молния такая тоненькая! А дуб толстый. Очень. Он такой огромный, что мне не обхватить его руками! Про то, как в лесу они заблудились. Да много про что! Потом Михалыч смотрит на солнце и говорит:

– Ну что, хлопчик, пойдем? Надежда, наверное, заждалась. Нельзя, чтобы она беспокоилась. Не положено потому как.

Мы садимся в рыжий мотоцикл Михалыча и едем. А Михалыч опять что-то рассказывает. Как всегда. Сегодня про то, как он ездил за тракторами в Минск. Я не знаю, где это. Знаю только, что где-то очень далеко. Дальше, чем наш дом. Там, в Москве.

– Тогда и говорят мне: ты и поедешь, потому как лучший тракторист. Уважали меня тогда страсть как. Ну, сказали – значит, надо ехать. Потому как иначе нельзя. Порядок такой. А до Минска далеко! Как до луны!

Я слушаю Михалыча. Пытаюсь понять. Почему, как до луны? Она же совсем близко! Ее хорошо видно. Иногда, кажется, что можно дотянуться рукой. Стоит только забраться повыше. Значит, Минск тоже близко. Но я здесь не видел ничего такого. Совсем ничего. Значит, Михалыч что-то путает? Но ему можно. Он старенький. Да мне и все равно. Мне просто хорошо оттого, что у меня есть такой замечательный друг! А Михалыч все рассказывает и рассказывает. Я закрываю глаза. Теперь я лечу. Лечу над этим загадочным городом – Минском.

Несколько дней Михалыч что-то колотил у себя в сарае. Я помогал ему. Правда! Я держал доски, подавал инструменты. Я забивал гвозди! Это так сложно! Гвоздь так и норовит изогнуться под молотком. Наверное, ему не хочется забиваться в доску. Михалыч говорит, что надо его придерживать. Но я боюсь. Однажды я уже попал себе по пальцам молотком. Это было очень больно. У меня была даже кровь! А еще я играл на губной гармошке, чтобы Михалычу было веселее.