Михаил Ремер - Даун

Михалыч может все. Правда! Он ловит рыбу. Ездит на мотоцикле. Даже показывает волшебные штуки. С картами, с монетами. Даже с обгоревшей спичкой. Это мой любимый фокус. Михалыч знает это. Он показывает его чаще всех остальных.

Сначала он рассматривает спичку, перед тем как зажечь ее. Затем сильно-сильно ударяет ей о коробок. Она загорается. Это чудо! Столько раз я пробовал сам зажечь спичку! Я все делал точь-в-точь как Михалыч. Правда! Я доставал спичку из коробка. Я брал ее и бил черной шапочкой по коробку. Почему-то она не загоралась. Я знаю почему. Потому что это умеет делать только Михалыч. Это – его тайна.

Михалыч дожидается, когда спичка сгорит до середины, и гасит ее.

– Смотри, Константин Борисович, – подмигивает он мне. – Сейчас я поймаю ниточку и сорву головку со спички.

Он поднимает руку вверх. Он что-то ищет в воздухе. Он ловит невидимую ниточку! Он хватает ее пальцами. Он быстро делает петлю вокруг обгоревшей половинки. Он резко дергает за невидимую нить. Головка спички отлетает в сторону!

Когда-нибудь я тоже буду так уметь! Обязательно. Я научусь зажигать спичку и ловить эту невидимую ниточку. А пока я снова и снова прошу Михалыча повторить этот волшебный фокус. Я снова и снова смотрю за каждым его действием. Я снова и снова пытаюсь увидеть момент, когда в воздухе получается ниточка.

Во дворе у Михалыча стоит покосившийся сарай. Почему-то он всегда закрыт. Даже когда Михалыч рядом. Мне это странно. Когда мы приезжаем к нему в гости, он открывает все двери. Кроме этой. Наверное, там спрятано что-то нехорошее.

– Мне вздремнуть бы не худо. Устал страсть как, – говорит он мне. – А ты пока, Константин Борисович, побегай здесь. Поиграй. Можешь малины порвать в саду. Или яблок набрать. А я тут, на солнышке, погреюсь.

Он вытаскивает на солнце свое любимое кресло. Что-то напевает себе под нос. Устраивается, укрывается одеялом и закрывает глаза. Кому-то может показаться, что он уснул, но это не так. Если что-то со мной случается, он тут же бежит на помощь. Впрочем, такое происходит редко.

В такие моменты я остаюсь хозяином во владениях Михалыча. Мне любопытно все! Я хожу вокруг деревьев. Пытаюсь понять, почему одни яблоки висят на ветках, другие падают вниз. Вожусь рядом с мотоциклом Михалыча. Я хочу научиться летать! Так же, как это делает Михалыч. Я захожу в дом и выхожу из него. Хочу понять, почему на улице жарко, а в доме всегда прохладно. Я смотрю в колодец. Мне страшно любопытно, что это за человек там, на дне. Но в колодец нельзя наклоняться. Можно упасть внутрь. Тогда меня уже не смогут достать. Тогда я займу место этого человека на дне колодца. Того, который машет руками.

Потом мне все это надоедает, и я бегу к сараю. Он, хоть и запертый, но старый. Тут и там между досками щели. Иногда они такие большие, что туда можно просунуть руку. Иногда – едва только заглянуть одним глазком. Когда на улице день, я вижу, что внутри стоит какая-то странная штука. Длинный стол с двумя кругами. Один внизу, другой – наверху. Я пытаюсь понять, что это такое, но никак не могу. Наверное, это одна из волшебных штуковин Михалыча. И все же я не сдаюсь. Я снова и снова возвращаюсь к этому сараю, чтобы снова и снова разглядывать эту штуку. Мне страшно интересно, что же это такое. Только Михалыч почему-то не понимает меня.

– Михалыч, что у вас там внутри, в сарае? – дергаю я его за руку. – Я хочу внутрь! Хочу, чтобы вы показали мне волшебство с ней.

– Не надо тебе туда. Там – нехорошее место. Страсть какое нехорошее.

– Но там же так интересно! Там стоит странная штука. Я такой еще никогда не видел! – продолжаю я.

– Пойдем, Константин Борисович, лучше ушицы поедим. А то наварил ее страсть как много, да есть-то и некому.

На этом все заканчивается. Я вижу, что Михалычу не хочется идти туда. Я не могу понять почему. Разве ему не любопытно, что это за странная штука стоит в сарае?

Но, кажется, сегодня ему стало любопытно. Потому что он все-таки привел меня сюда.

С тех пор как Нинка с чердака свалилась, запер сарай я этот. Думал, навсегда. Как вспомнишь, мурашки по коже, страсть одна. Я-то, дурак старый, не углядел. Она тогда с давлением мучилась. И ходить-то не могла толком, за стены держалась, не упасть чтобы. Уж и врача вызвали из города, да только добирался он страсть как долго. Дорог-то у нас и нет совсем!

Уж и отвлекся я всего на минутку. Только слышу, вроде вскрик какой из сарая да удар глухой. Я услышал – перепугался страсть как. Почувствовал: беда случилась. Бросился к сараю, а она на полу лежит. Неживая. И голова в крови вся. То она об круг гончарный ударилась. И вспоминать – страсть.