Маша Царева - Девушки, согласные на все

Любовнику Азии уже давно перевалило за сорок. Судя по всему, жизнь его была бурной и полной разнообразных событий – и каждое из них отметилось морщинкой или крапинкой на его лице. В целом к нему был наиболее применим эпитет «потасканный». Был он невысок, лысоват и болезненно худ. Лицо его имело странный желтовато-восковой оттенок – словно и не человеком он был вовсе, а безжизненным манекеном.

«Что она в нем нашла? – недоумевал Филипп. – Он страшнее атомной войны, да еще и не так богат, как мне показалось с самого начала. Что такая девушка, как Азия, могла в нем найти?»

Как ни странно, ревность куда-то улетучилась. Почему-то Филипп ожидал, что соперник окажется гораздо привлекательнее его самого. Думал, что за окнами ждет Азию мускулистый супермен с густой шевелюрой, порочными улыбающимися глазами и пижонскими тонкими усиками. И совершенно не предполагал увидеть такого вот плешивого дядьку.

Наконец в комнату вошла Азия, уже успевшая снять свое шикарное красное пальто. У нее, наверное, был свой ключ от квартиры, либо «супермен» заранее открыл дверь, дожидаясь ее. Азия улыбнулась и что-то ему сказала, он улыбнулся в ответ. Филипп затаил дыхание – вот сейчас она бросится к нему на шею, расцелует, потом он стащит с нее прокуренный старенький свитер, опрокинет ее на огромную кровать и…

Но ничего подобного не произошло. Они даже не поцеловались – просто о чем-то вяло переговаривались. Зато в странной комнате появился третий персонаж. Этот больше напоминал классического героя-любовника – он был молодым, с широкими плечами и накачанным торсом. Он мог бы считаться красавцем, если бы не выражение его лица – создавалось впечатление, что за свою недолгую жизнь парень не прочитал ни одной книги и вряд ли был в состоянии поддержать даже самую непринужденную беседу. У него был узкий лоб, как у знаменитого булгаковского Шарикова, и невероятно тяжелый подбородок – кажется, подбородки такие принято называть волевыми. В целом малый производил пренеприятнейшее впечатление и чем-то напоминал питекантропа из школьной хрестоматии по истории.

«Этот уж никак не может быть ее любовником, – хмыкнул Филипп. – У Азии изысканный вкус, она скорее повесилась бы на собственных колготках, чем согласилась с этим… Вероятно, она спит с престарелым «манекеном»!»

Но, к его разочарованию и ужасу, «питекантроп» вдруг принялся раздеваться! Стянул через голову свитер, спустил какие-то замызганные старомодные брюки, совершенно беззастенчиво перешагнул через собственные трусы. Он был великолепно сложен – разве что немного сутуловат. Его тело было покрыто густой порослью черных завивающихся волосков – казалось, волосы росли даже на локтях и спине. Филипп поморщился от отвращения, разглядывая его.

А вот Азии, похоже, вовсе не было неприятно смотреть на «питекантропа». Более того, она, видимо, находила это зрелище возбуждающим. Потому что, помедлив пару минут, тоже сняла с себя и свитер, и нелепую короткую юбку, которая, к слову, совершенно ей не шла. Ловко расправилась с застежками бюстгальтера, затем стянула миниатюрные белые трусики…

«Манекен» же предпочел остаться одетым. Он встал с кровати, критически осмотрел ложе, немного поправил одеяло и отошел… к небольшой полупрофессиональной кинокамере, приютившейся в углу.

Только в этот момент Филипп заметил, что комната не совсем обычная – это был прекрасно оборудованный небольшой кинопавильончик! С потолка свисали круглые осветительные приборы, возле кровати стоял раскрытый серебряный зонтик – профессиональные фотографы используют такой в качестве светоотражателя…

Азия взяла «питекантропа» за руку, они сели рядом на кровать. «Манекен», видимо, скомандовал: «Мотор!» – и «питекантроп» грубо привлек Азию к себе. Самое ужасное – она не сопротивлялась. Ее смуглые тонкие руки блуждали по его волосатой спине, она запрокинула голову назад и даже улыбалась – словно все происходящее ей нравилось!

Филиппа чуть наизнанку не вывернуло от отвращения, когда этот мужик принялся облизывать ее шею. Наверное, ему стоило сразу же взять себя в руки, уйти, как-то добраться до дома, успокоиться. Потом дождаться беспутную Азию и все спокойно с ней обсудить. Но Филипп словно в соляной столб превратился, словно какая-то неведомая сила мешала ему сдвинуться с места. Он стоял, прислонившись лбом к прохладному оконному стеклу, он совершенно забыл об осторожности, и ему было наплевать, что его могут увидеть. Он стоял и смотрел на то, как Азия – его Азия, та самая девушка, с которой он решил в один прекрасный день соединить свою судьбу, – совокупляется с мерзким гориллоподобным мужиком. А другой мужик, не менее мерзкий, снимает это душераздирающее зрелище на камеру!