Маша Царева - Девушки, согласные на все

– В этом году мы хотим пригласить фотографом тебя. Двадцать тысяч долларов – гонорар.

В погоне за собственным дыханием Филипп забыл хоть как-то отреагировать на такое неожиданное предложение.

– Список героинь уже утвержден. Остальное – в твоих руках. Я хочу, чтобы в этом году «Сладкий год» был необычным.

– В смысле?

– Авторским. Твоим. Календарь обслуживает минимальный штат. Никаких постановщиков, они все только испортят.

Филипп не мог поверить своим ушам. Такое только в сказке бывает.

– Так что скажешь?

– Я… Конечно, я согласен!

Лучшая подруга Евы Широковой Майка была живым воплощением оптимизма. Некрасивая, тощая, задиристая, смешливая – она отчего-то пребывала в полной уверенности, что в один прекрасный день станет звездой. Чуть ли не мировой знаменитостью. При этом голоса и слуха у нее не было, танцевала она посредственно, рисовать и вовсе не умела и на музыкальных инструментах не играла, так что Еве было непонятно, в какой именно сфере подруга желает достичь вселенской славы. Но разве возможно спорить с безапелляционной Майкой?

Майкино лицо было подвижным, как у мультипликационной обезьянки. Бровки выщипаны в ниточку – Ева бы так себе ни за что не сделала. Подрисованная крупная родинка на щеке. Ярко накрашенные губы. Майка была суетливой – сто движений в минуту. Она кокетливо поправляла челку, одновременно стреляя густо подведенными глазками по сторонам, а в следующую секунду уже одергивала короткую юбчонку – она такие просто обожала, хотя и была в них похожа на цаплю-переростка. Голосок у Майки был тоненький, жеманный. И говорила она быстро-быстро, как бы сама себя перебивая. Она любила употреблять в разговоре разные словечки, которые ей самой казались очаровательными, вроде «душечка», «милочка», «солнышко». Многие знакомые считали, что Майка – просто поверхностная дура. Но Ева знала, что это не так.

Стоило Еве увидеть встревоженную подругу, как она, сама от себя того не ожидая, горько расплакалась.

– Евка! Ну хорош рыдать-то! – неловко утешала ее Майя, усаживая за стол и наливая в треснувшую чашку кофе.

Этот кофе, Майкой сваренный, имел одно-единственное достоинство – он был горячим. Майка сидела на диете, поэтому в ее доме сроду не водилось сахару. К тому же она считала, что кофеин вреден для цвета лица, а потому бодрящий напиток в ее исполнении выходил одновременно жидким и горьким.

– Ну, рассказывай. Неужели все так серьезно? – Майка уселась напротив.

– Серьезнее некуда. Меня отчислили из института.

– Что-о? – встрепенулась Майя.

– Именно, – горестно улыбнулась Ева, которая, видимо, успела с этой мыслью смириться. – Меня отчислили. Позавчера я увидела свою фамилию в списке. Понимаю, что по-хорошему надо было сдать сессию раньше… Я сразу собрала вещички и отправилась домой, но оттуда меня тоже благополучно изгнали. Мать сказала, что у нее и так дармоедов полно…

Майя задумчиво помолчала, потом решительно сорвалась с места, распахнула дверцу дешевого пластикового кухонного шкафчика и извлекла оттуда початую бутылку «Клюковки».

– По этому поводу надо выпить, – прокомментировала она свои действия, разливая сиропообразную жидкость по маленьким, не слишком чистым рюмочкам.

– Только напиться мне не хватало, – вздохнула Ева, однако рюмку из Майкиных рук приняла.

– Что же теперь делать? – Майка одним махом опустошила свою рюмочку и налила еще.

Ева пожала плечами и отвернулась к окну. Майка жила на последнем, семнадцатом этаже – высота Еву всегда завораживала.

– Эй, ты уснула? Я спрашиваю, делать-то будешь что?

– Да вот… – Ева неопределенно махнула рукой.

– Да ты не переживай, где-нибудь перекантуешься пока, а в институте восстановишься.

– Бесполезно, – усмехнулась Ева. – Меня не восстановят.

– Почему это? – оптимистично воскликнула Майка. – Что за глупости! Всех восстанавливают, а тебя нет! Да меня саму два раза выгоняли. Может быть, и уезжать тебе никуда не придется. Придешь к Порфирию Петровичу, поплачешь, он, говорят, этого не выносит…

– Да была я уже, – еле слышно прошептала Ева, – поплакала.

– И что?

– Даже вспоминать не хочется. – Ева наполнила свою рюмочку противной, вязкой «Клюковкой».

Девчонки учились в одной из новоявленных академий на факультете экономики и статистики. Ни экономика, ни статистика обеих не интересовала – и Майка, и Ева подали документы именно в этот институт из-за невероятно низкого проходного балла.