Александр Снегирёв - Тщеславие

«Икарус» принял молодые тела в своё нугро, покачиваясь и проседая. Салон оказался не опрятнее бортов: кресла ободраны, из-под обивки торчали остовы спинок и сидений, пахло дешёвым куревом. В таких «Икарусах» лет тридцать назад возили интуристов, теперь возят рабочих на стройку и обратно. Димка старался ни к чему не прикасаться. Дышать скупо, неглубоко. «Икарус» вздрогнул и тронулся. Водитель включил радио, и из трещащих колонок полились песенки про то, как мужика посадили, а баба его не дождалась, а мужик вышел, зарубил топором и бабу, и её нового и снова сел. После вчерашнего молодые литераторы приуныли и не смотрели друг другу в глаза. Все старались поменьше разговаривать и не вспоминать прошлый вечер. Столько лишнего про себя понарассказывали. Да и палец этот, откушенный, и башка пробитая.

По пыльным окнам ползли ручейки, дождь усилился. Окошко напоминало стенку аквариума. Димка подумал, что всю жизнь люди проводят в аквариумах. В аквариумах автобусов, машин, квартир, самолётов. У кого-то аквариумы почище и поновее, у кого-то — поплоше и позамызганнее.

Проехали редкий хвойный лесок, обрыв с мусорным «ледником», даль за ним. Смеркалось, видимость ухудшилась. Сосны, дачи, панельные девятиэтажки окраин, сгорбленные люди, спешащие к светящимся супермаркетам, погасшие навсегда вывески игровых клубов. В глаза бросалось множество закрывшихся магазинов, в витринах которых вместо товаров красовались надписи: «сдаётся» и «продаётся». Кризис. «Икарус» тормознул в переулке. Пассажиры повалили наружу.

Мокрые камни мостовой походили на рыб, уложенных на прилавке одна к одной. Камни-рыбы отражали огни и дрожащие силуэты зданий. Маршал-попечитель двинулся вперёд, немного загребая правой ногой. Поёживаясь от дождя, молодые литераторы подняли воротники, как будто воротник может помочь. У дагестанского фантаста нашёлся зонт. Многие успели слегка поддать. Кто для смелости, кто от скуки.

Подошли Марат и сказочник. У одного на затылке выстрижены волосы и марля налеплена, у другого — рука в повязке. Литераторы обступили обоих, закидали вопросами. Сказочник был словоохотлив, Марат отмалчивался.

— Я с сестричкой договорился, отпустила… Пришили, как миленького, в носу ковырять смогу, ха-ха… — веселился сказочник. — Курить нельзя целую неделю и бухать… и шоколад нельзя… и осмотр каждые три часа… — Сказочник посмотрел на часы. — Два осталось… Наверное, припозднюсь маленько, ну ничего…

Приблизились к маленькому тёмному ходу в стене, похожему на ход в жилище Джерри, возле которого Том вечно караулит с динамитом или молотком. «Норка», — подумал про себя Димка.

— По пятеро подходим, — приказал молодой охранник в тёплом комбинезоне, с коротким автоматом на плече. Парень моложе многих пришедших. Молодые литераторы послушно выстроились пятёрками, пропустив вперёд литераторов женского иола. Откуда ни возьмись, возникла покорность. И только самые анархисты и буяны нарочито громко пошучивали, демонстрируя, что они вовсе не волнуются. Пока стояли — продрогли, руки грели в карманах. Неместные рассматривали достопримечательности: разухабистый древний храм, похожий на скомороха, большущий магазин, каждый контур которого подсвечивался лампочками.

— А это что? — спрашивали москвичей жители дальних уголков страны, кивая в сторону то одной, то другой достопримечательности.

— Не узнаёте? — подкалывали москвичи.

— А вы там были?

— Были, конечно.

— Ну и как?!

— Ничего особенного, — задирали нос москвичи.

— Эх, жаль, уже поздно, не попадём, — переживали жители дальних уголков страны.

Со стороны норки раздался шум. Оказывается, Яша-Илья и сюда прихватил свой ножик.

— Извините, мужики. Забыл выложить, — оправдывался крепыш. — Можно у вас оставить?

— Хорошо, что я нашёл, — пошутил старший охранник-толстяк. — Внутри бы скрутили. Ребята в подвалах скучают — пытать некого! Ха-ха-ха!

Все с готовностью подхватили. Смешная ведь шутка.

— Тут один с ножом, куда его? — уточнил толстяк по рации. — Запускать? — Нож пришлось просто положить на землю возле урны, после чего Яшу-Илью под особым присмотром препроводили внутрь, в темноту хода Джерри.

Осталась последняя пятёрка.

— Ко мне, ко мне! — подозвал толстяк, словно молодые литераторы были месячными щенками, которых он собирается покормить. Но молодые литераторы оказались не щенками, просеивание через сито бдительности выявило газовый баллончик у драматурга-революционера, моток стального шнура у дагестанского фантаста и складной штопор у Димки. Охранник не верил своим глазам. Ему давно не приходилось конфисковывать столько железяк. Отобранное сложили горкой рядом с Яшиным ножом, на обратном пути вернут. Повязку сказочника, который шёл последним, просканировали с особой тщательностью.