— Надо запивать теплой сладкой водой, — сказал Алексей. — Беда в том, Танюха, что психопатология — наука довольно грустная. При строгом подходе — все мы чуточку тронутые. — Он хлебнул водки, не чокаясь. — Но если бы мне пришлось подбирать психическое заболевание для себя, знаешь, на чем бы я остановился? На паранойе. Для нее характерна великолепная черта: параноик утрачивает начисто чувство самокритики, он никогда не спорит с самим собой — все, что он решил, кажется ему непреложным…
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — спросила Таня.
— Ну просто для общего развития…
— Неправда. Ты дал мне понять, что у тебя сомнения.
— Да чего ты, Танька? Я же сделал все, как ты хотела.
— А что я хотела?
Он сказал:
— Давай лучше выпьем.
— Если ты сделал это только потому, что я захотела…
— Танечка, не будь занудой, я тебя умоляю. Я же ушел из дома именно из-за этого занудства.
— И тебе было все равно, куда уйти?
Он выпил стопку в один прием, обтер свои толстые добродушные губы и ноюще произнес:
— Но я же пришел к тебе!
— По-твоему, я должна быть очень благодарна за это. Имея столько возможностей, ты избрал именно меня. Спасибо, Алеша.
Он поднялся с дивана и зашагал по комнате. Услышав его шаги, Буран встал в коридоре на все свои четыре лапы и коротко взлаял.
— Лежать! Место! — крикнул Алексей.
— Чего ты хочешь? — спросил он, остановившись подле Тани. — Что я должен сделать еще, кроме того, что я уже сделал?
— Ничего, — сказала Таня.
— Ты сама говорила, что тебе надоели наши краденые встречи, мой постоянный страх, отсчитанное, как по счетчику, время. Теперь всего этого нет. Я здесь. В чем дело?
— Ни в чем, — сказала Таня. — Все в порядке, Алеша. У меня скверный характер. Я запущу проигрыватель, и все пройдет.
Она поставила пластинку, не выбирая. Впрочем, их было не так уж много, и она ставила их бессчетное количество раз.
Алексей сказал:
— Дежуришь сутки в клинике, устаешь как бес — ты не думай, я не жалуюсь на свою работу, я ее люблю, — но потом приходишь домой, и хочется, чтоб был праздник. Знаешь, как важно, с какими глазами тебе открывают дверь?.. Вот с тобой не так. Ты молодчага, Танька.
— Со мной — праздник? — спросила Таня.
— Праздник. В особенности когда ты без комплекса.
Он развязал галстук, стянул с себя рубаху и, поставив ногу на стул, принялся расшнуровывать туфли. Таня спросила:
— А какой у меня комплекс?
— Не надо, Танюха. Опять заведемся. Давай так — нам дико повезло, на огромной планете мы все-таки с тобой встретились…
Стоя уже в носках на полу, он обнял ее, повернул к себе, длинно поцеловал.
Все, что он говорил Тане, она много раз слышала не только от него. Эти слова про праздник, усталое нытье о своей тяжкой работе, желание забыться, воспользоваться тем, что есть сейчас, сию минуту, — всем этим она была сыта по горло. Давным-давно, когда она впервые услышала это, ей было лестно, что именно подле нее и из-за нее человек испытывает подобные ощущения. Она старалась, иногда даже через силу, поддерживать эти ощущения, сама распаляя их и в себе. Но шло время, совершенно разные люди говорили ей примерно одно и то же и приходили к ней за одним и тем же, и она сама предоставляла в их распоряжение одно и то же. Они почему-то не удерживались подле нее надолго.
— Погоди, — сказала Таня. — Я постелю.
— Да ладно, — сказал Алексей. — Потом. Он мешал ей стелить, но она постелила.
В дверях послышался шорох, собака злобно зарычала в коридоре. Таня сказала:
— Кажется, мама пришла.
— Тихо, Буран! — скомандовал Алексей. — Тихо, это свои.
Таня выглянула из комнаты. На пороге квартиры стояла оробевшая Анна Кирилловна.
— Его зовут Буран, — объяснила ей Таня. — Не бойся, мамуля, он не кусается… Ты извини нас, мамочка, мы уже легли.
Анна Кирилловна пробралась к себе в комнату, хотела было пойти на кухню за чайником, но, побоявшись чужой собаки, села в кресло против телевизора и включила его.
У постели горели две свечи. Прикурив от одной из них, Таня спросила:
— А все-таки, какой же у меня, по-твоему, комплекс?
— На фиг тебе это знать? — устало спросил Алексей.
— Мне любопытно.
— Пожалуйста. Комплекс у тебя такой: все мужчины — эгоисты и обманщики.
— А это неверно?
— Как всякое обобщение. Я терпеть не могу рассуждений, начинающихся со слова «все»: все интеллигенты, все рабочие, все зубные врачи…
— Значит, ты особенный? — спросила Таня.
— Особенный. И ты особенная. Кончай курить, Танюха. Это глупо — лежать в постели и заниматься философией. Есть совсем другое, прелестное занятие.
Читать дальше