Дэниел Уоллес: Арбузный король

Мы здесь все стоики. Мы люди, которые приветствуют живых, погребают мертвых и продолжают делать свое дело. Да уж, мы таковы. Когда начинается дождь, это нас не смущает. Мы к этому готовы, и наши зонты всегда под рукой. Те, кто находит предлоги — то слишком сыро, чтобы пахать, то слишком сухо, то слишком жарко, то слишком холодно, — это не мы, и мы никогда не были такими. Правда, сейчас работы на земле стало меньше. Люди идут в сферу обслуживания или на фабрики в соседних городах, производят полотенца, коврики и прочую дребедень. Какая бы ни была, это работа, и работа тяжелая. Иные притом едва сводят концы с концами.

Мы строим свою жизнь, руководствуясь Словом Божьим. Что до религий, то мы по большей части баптисты, хотя попадаются и пресвитериане, и члены епископальной церкви, и твердокаменные фундаменталисты. Есть даже заклинатели змей. Вот кого среди нас точно нет, так это католиков и евреев — я, по крайней мере, не знаю ни одного. Зато церквей в городе больше, чем баров, а это само по себе уже кое-что значит. Молятся у нас очень много. Это что-то вроде хобби. Только я не вижу, чтобы от молитв был толк, если говорить начистоту. С какой тогда стати всеведущий и справедливый Господь стал бы губить наши посевы? Однако воскресный поход в церковь для нас обязателен. По воскресным дням закрываются все заведения, кроме «Антрекота» да нескольких мелких закусочных у автострады.

Тот, кто назовет нас консервативными, не сделает тем самым великого открытия. Большинство здешних граждан так далеко продвинулись по праведному пути, что лишь несколько шагов в том же направлении отделяют их от превращения в религиозных фанатиков. Парочка таких маньяков уже бродит по округе.

Якшаться с черными — это не наш способ хорошо проводить время. Впрочем, я полагаю, найдется немало черных, которые могут сказать то же самое про нас. Разумеется, о таких вещах не принято говорить во всеуслышание.

Я припоминаю один случай, это было несколько лет назад. Местный мальчишка, рискуя жизнью, спас маленького ниггера, который тонул в реке. Накануне прошел ливень, течение было очень быстрым и опасным. Он кинулся в реку и чуть не утонул сам, но все же вытащил черномазого на берег. Когда его спросили, зачем он совершил этот дурацкий подвиг, он смог лишь сказать: «Так ведь малец не умел плавать». Человеческая натура — штука сложная.

Мы здесь любим потрепать языком. Может статься, и этот мой рассказ — сплошное вранье, вы вовсе не обязаны мне верить. Такова еще одна наша особенность. Если мы называем что-нибудь очень большим, или очень громким, или синим, или мягким, это совсем не обязательно значит, что так оно и есть на самом деле. И это не потому, что действительность кажется нам чересчур прозаичной и мы хотим ее несколько приукрасить. Просто мы считаем сочинение небылиц своим святым долгом, составной частью нашего каждодневного труда. Истина похожа на рыбу в воде — поди поймай ее голыми руками. Потому мы особо и не стараемся, развлекаясь зрелищем дураков, которые в попытке сделать это лишь мутят воду в пруду.

Вот вам пейзаж Эшленда на стыке двух веков. Жителей здесь несколько тысяч; кто-то порой приезжает, кто-то уезжает, а кто-то все время ездит туда-сюда. Если вы находите в нас общие черты, так это потому, что мы почти все кровная родня. Наши родословные деревья так перепутались ветвями, что через их чащу продраться непросто. Я наверняка прихожусь какой-нибудь водой на киселе своей супруге и, кстати, не вижу в этом ничего плохого. В конце концов, разве у нас есть большой выбор? Эшленд не то место, где многие чужаки захотят пустить корни, особенно с той поры, как исчезли арбузы.

Но уж если кто со стороны решит здесь поселиться, это, скажу я вам, великое событие! Представьте, что вы проживали жизнь в кромешной тьме, а потом вдруг появился кто-то — как яркий свет в небе, как хвост кометы, и этот свет все ближе и ближе, и ты понимаешь, что он приближается именно к тебе, — ну и дела, да он сейчас опустится прямо на твой двор! Это чувствует каждый из нас, мы все натурально трясемся от возбуждения. Никто из местных не скажет вам, что его не коснулось такое событие. Никто из местных.

Так что будь уверен: я помню твою мать. Я помню, как она приехала в наш город, — рыжие волосы откинуты назад, ветер дует в открытое окно кабины. Она припарковалась в нескольких шагах отсюда, вылезла из машины и огляделась вокруг. Я помню ее приезд и помню то, что случилось потом.

Я даже помню тебя.