Андрей Анисимов - Мастер и Афродита

– Пожалуйста, пройдемте со мной, – попросил офицер и раскрыл перед Темлюковым дверь.

– Мы ждем. Костя. Имей в виду, без тебя – ни шагу, – сообщил вдогонку Темлюкову Грущин.

Офицер пропустил Темлюкова за шлагбаум проходной и повел к лифту. На третьем этаже он остановился перед дверью с надписью: «Начальник паспортного режима города В.П.Семин» – и тихо произнес:

– Вас ожидают.

Темлюков открыл одну дверь, затем вторую и оказался в огромном светлом кабинете. Ему навстречу встал невысокий лысоватый человек в штатском сером костюме и галстуке и протянул руку.

– Товарищ Темлюков, очень рад. Произошла неприятная служебная ошибка. Но мы отреагировали на сигнал вашего министерства.

– У меня нет никакого министерства. Я художник, – удивился Темлюков.

– Меня зовут Виталий Петрович. Фамилия моя Семин. Я имел в виду Министерство культуры. Сейчас вашу знакомую доставят в кабинет, и вы сможете ее забрать. Мой вам человеческий совет – оформить с ней отношения по закону. У вас есть недоброжелатели, поэтому вам необходимо быть внимательным в вопросах гражданского права.

Не успел Семин договорить, как дверь в кабинет открылась, и уже знакомый Темлюкову дежурный офицер впустил Шуру. Девушка в домашнем халатике, купленном несколько дней назад в Петровском Пассаже, испуганно озиралась по сторонам. Увидев Константина Ивановича, она бросилась к нему:

– Господи, как хорошо, что ты пришел. Я уж думала – пропаду. Уж как они здесь надо мной измывались. И как только не называли: и шлюхой, и подстилкой, и деревней.

– Сотрудник, который вел ваше дело, будет немедленно наказан. В наших рядах таким не место, – жестко сказал Семин.

Шура только теперь заметила хозяина кабинета и вопросительно поглядела на Темлюкова.

– Все, милая. Страсти позади. Поехали домой.

– Желаю вам всего хорошего, Константин Иванович, а вам, гражданка, приношу свои извинения от лица всех наших сотрудников и себя лично. Машина внизу. Мой водитель вас отвезет, – заверил Семин.

– Меня ждут друзья, – предупредил Константин Иванович.

– В машине места хватит и для них, – казенно улыбнулся начальник и нажал на столе кнопку.

Дежурный офицер вырос словно из-под земли.

– Проводите товарищей к машине, – приказал Семин и еще раз кивнул Темлюкову.

На улице художник и его возлюбленная были встречены радостными возгласами Деткина, Грущина и Цыпловского. А когда перед друзьями открылись двери шикарного лимузина, восторгу компании не было конца.

– У тебя есть сирена? – спросил Деткин водителя, устраиваясь рядом с ним на переднем сиденье.

– Имеется.

– Тогда включай и гони, – крикнул Деткин и запел «Славься отечество наше свободное…».

Водитель улыбнулся и, рванув с места, включил сирену. За десять минут по утренней Москве с воем, распугивая редких прохожих, лимузин доставил друзей на Масловку.

– Отметим или спать?! – спросил Цыпловекий, когда они оказались в своем дворе.

– Сначала спать, а потом отметим… – ответил Темлюков.

Он прожил слишком долгие сутки, начав их в Симферополе, а закончив только сейчас.

– Вы можете спать, а мы, пожалуй, начнем. Выспитесь – присоединитесь, – сказал Деткин, и художники, простившись с Темлюковым и Шурой, отправились к Цыпловскому, у которого всегда имелась закаченная бутылка водки, а на закуску битая птица, отработавшая свое в его натюрмортах.

– Как я надергалась, – вздохнула Шура, укладываясь в постель. – Меня там держали вместе с цыганами. Хорошо, что была в халате, а то все бы уперли, если бы чего было…

– Проснемся – и сразу в загс, – пообещал Темлюков, закрывая глаза.

«Давно бы так…» – подумала Шура и улыбнулась, вспоминая, как дежурный офицер принес ей бутерброды и шоколадку. Офицера звали Сергеем, и его телефон на бланке для допросов лежал у нее в кармане.

Станислав Андреевич Прыгалин ночь, когда ему звонил Темлюков, провел без сна. Он работал над докладом. Шеф ехал в Варшаву на идеологическую конференцию. С польскими братьями ухо приходилось держать востро. Каждый пан, партийный или нет, в душе считал Советы завоевателями, и любой промах нашего руководства давал ему повод для злорадства.

Подставить шефа Прыгалин права не имел и потому выверял каждое слово. Проблема Темлюкова, сколь пустячной она ни была для референта ЦК, двадцать минут от доклада оторвала. Станислав Андреевич все делал обстоятельно, поэтому, связавшись с помощником министра внутренних дел, попросил не только освободить девушку художника, но и выяснить, по чьей милости инцидент произошел. Большого труда это не представляло, поскольку Семин сразу назвал фамилию Терентьевой. Прыгалин фамилию записал и решил, что при случае с дамочкой разберется. И вот сегодня как раз этот случай подвернулся.