Кобо Абэ - Зарубежная повесть

— Я готовлю поесть, и поэтому пока… — Женщина нагнулась и взяла лампу, — потерпите немножечко в темноте.

— А у вас что, всего одна лампа?

— Да, к сожалению…

Она улыбнулась виновато — на левой щеке появилась ямочка. У нее очень привлекательное лицо, подумал он. Только выражение глаз какое-то странное. Но, может быть, они у нее больные. Воспаленные веки не могла скрыть даже пудра. Не забыть бы перед сном закапать в глаза капли…

— Но до еды мне хотелось бы выкупаться.

— Выкупаться?

— А что, это невозможно?

— Очень жаль, но придется подождать до послезавтра.

— До послезавтра? Но ведь послезавтра меня уже здесь не будет, — засмеялся он непроизвольно громко.

— Разве?..

Женщина отвернулась, плечи ее задрожали. Расстроилась, наверно. Эти деревенские жители даже не пытаются притворяться. Чувствуя неловкость, он смущенно пожевал губами.

— Ну, если негде выкупаться, достаточно будет просто облиться водой. А то я весь в песке…

— Воды, вы уж простите, осталось одно ведерко… До колодца ведь очень далеко…

Какая-то она забитая. Ладно, ничего больше не буду говорить. Но вскоре он убедился, что купание здесь совершенно бессмысленно.

Женщина принесла вареную рыбу и суп из моллюсков. В общем, пища морского побережья, и это было неплохо. Как только он принялся за еду, она раскрыла, над ним большой бумажный зонт.

— Зачем это? (Наверно, какой-то местный обычай.)

— Иначе песок попадет в еду.

— Почему? — Он посмотрел на потолок и, к своему удивлению, не обнаружил там ни одной щели.

— Песок, понимаете. — Женщина тоже взглянула на потолок. — Он летит отовсюду… Не метешь день, и его собирается на три пальца.

— Может быть, крыша прохудилась?

— Да нет, когда она совсем новой была, песок все равно сюда попадал… И вправду нет ничего страшней этого песка. Он похуже точильщика.

— Точильщика?

— Это такие жучки, которые точат дерево.

— Наверно, термиты?

— Нет, такие, знаете, тверденькие.

— A-а, тогда это жуки-дровосеки.

— Дровосеки?

— Красноватые, с длинными усами. Они?

— Нет, нет, эти как зернышки риса и цветом коричневые.

— Вот оно что. В таком случае это радужный жук.

— Если не следить, то он такую вон балку в два счета сгноит.

— Кто, радужный жук?

— Нет, песок.

— Почему?

— Он проходит сквозь все. А когда ветер дует с плохой стороны, песок наметает на чердак, и если не убирать, его наберется там столько, что доски на потолке не выдержат.

— Да, не годится, чтобы песок скапливался на чердаке… Но не кажется ли вам немного странным говорить, что песок может сгноить балку?

— Почему же, сгноит.

— Но ведь песок отличается как раз тем, что он очень сухой.

— Все равно сгноит… Говорю же вам, поставьте новенькие гэта [3] Гэта — деревянная обувь. и не сметайте песок — через полмесяца от них ничего не останется.

— Не понимаю почему.

— Дерево гниет, и вместе с ним гниет и песок… Попробуйте откопать потолочные доски дома, который засыпало песком, — там будет жирная земля, хоть огурцы выращивай.

— Чепуха! — Презрительно поморщился мужчина. Ему показалось, что его представление о песке оскверняется ее невежеством. — Я ведь и сам кое-что знаю о песке… Видите ли, этот самый песок вот так и движется круглый год… В движении его жизнь… Он нигде не задерживается — ни в воде, ни в воздухе, — он движется сам по себе… Вот почему не всякое живое существо может обитать в песке… Это относится и к бактериям, вызывающим гниение… Песок, если хотите, олицетворение чистоты, он может скорее предотвратить гниение, и считать, что он может что-то сгноить, просто нелепо… А вы еще говорите, что он сам гниет… Начать хотя бы с того, что песок вполне добропорядочный минерал.

Женщина растерянно молчала. Мужчина под зонтом, который она все еще держала над ним, торопливо доедал обед, не проронив больше ни звука. Зонт покрылся таким слоем песка, что на нем можно было писать пальцем.

Просто невыносимая сырость. Нет, песок не сырой, само тело пропитано сыростью. Над крышей завывал ветер. Полез за сигаретами — и в кармане полно песка. Еще не закурив, мужчина ощутил во рту горечь табака.

Выну, пожалуй, насекомых из банки с цианистым калием. Пока они еще не засохли, наколю их на булавки и расправлю хоть лапки. Слышно, как женщина под навесом у дома моет посуду. Наверно, здесь больше никто не живет.

Женщина вернулась и молча стала расстилать постель в углу. Если здесь лягу я, где же тогда она устроится на ночь? Ну конечно, в той дальней комнате за циновкой. Других как будто нет. Но как-то странно — положить гостя в проходной комнате, где дверь на улицу, а самой спать в дальней. Но, может быть, там лежит тяжелобольной, который не может двигаться… Да, это, пожалуй, верное предположение. Во всяком случае, самым естественным было бы думать именно так. Вряд ли одинокая женщина будет ухаживать за первым встречным прохожим.