Александр Нежный - Там, где престол сатаны. Том 1

Сосед оказался единственным утешением Сергея Павловича в стенах Богом проклятых «Ключей». При первом на него взгляде отметив широкие плечи, короткую мощную шею бывшего борца, голый череп и заметно сбитый на сторону крупный нос, Сергей Павлович похолодел, вообразив несомненно уготованную ему в образе этого коренастого старика еженощную пытку могучим храпом. Однако тот спал тихим сном не отягощенного грехами кандидата в рай, глубоко вздыхая лишь от усилий, с которыми ему приходилось перемещать свое грузное тело с одного бока на другой, на спину или на грудь. Кроме того, Зиновий Германович Цимбаларь – так он представился, упомянув, что покойная жена звала его «Зиной», а в минуты особенного расположения – «Зиночкой», – отличался забытой в наши дни деликатностью и, пробуждаясь, неизменно и не без тревоги выяснял, не издавал ли он минувшей ночью каких-либо неприличных звуков. «Каких?» – грубо спросил Сергей Павлович в их первое совместное утро, страдая от вида засиженной мухами голой лампочки под потолком. «Пукал, может быть», – с подкупающей искренностью объяснил Зиновий Германович. «Отвечаю как врач с двадцатилетним стажем: сонная жопа – барыня. Не мучайтесь попусту».

Отмечая новоселье и скрепляя знакомство, они выпили одну из трех добытых Сергеем Павловичем перед отъездом из Москвы бутылок.

– Водка?! – как нищий, вдруг ощутивший в ладони полновесную тяжесть золотой монеты, воскликнул Зиновий Германович. – «Столичная»! Да еще экспортная… Господи, я и забыл, как она выглядит! Этот наш лысый, – хлопнул он себя по голому черепу, – со своей расфуфыренной куклой устроили нам всеобщий ЛТП. Теперь даже в приличных ресторанах – я сам видел! – подают какую-то закарпатскую яблочную дрянь.

– Кальвадос, – буркнул Сергей Павлович, подцепив вилкой золотистую рыбку (дорогой папа оторвал от сердца две банки «шпротов» из продзаказа: продзаказ, продпаек, продпровал, продблат, продмаразм – вот что такое эта водка и эта закуска), – любимый напиток доктора Равика.

– Ваш коллега? – и Зиновий Германович учтиво и ловко поймал такую же рыбку и бросил ее в рот, оснащенный железными зубами.

– В некотором роде.

– У людей бывают странные вкусы, я не спорю. Повторим? – Он взялся за бутылку.

– Валяйте.

– К нам в баню, – говорил Зиновий Германович, твердой рукой наклоняя горлышко сначала к стакану Сергея Павловича, а затем к своему и с первого раза достигая располагающего к неспешной беседе уровня: ровно на треть, – по четвергам приходит компания педерастов… Ничего, что я об этом? Может быть, вам противно…

– Я, Зиновий Германович, вытаскивал самоубийц из петли, промывал желудок хватившим уксуса бабам, увозил в больницу девочек, изнасилованных любящими папашами. Я живу среди дерьма, крови и боли. Вопросы есть? Да вы наливайте, наливайте, Зиновий Германович, Зина, Зиночка, Зинуша… Прикончим эту – начнем другую. Я закурю – вы не против?

Посещавшие баню по четвергам молодые (выяснилось: и не очень молодые) люди со склонностью к однополой любви довольно скоро были вполне исчерпаны даже как выразительнейший пример непредсказуемости наших привычек и вкусов. Более того: Цимбаларь, поначалу заявивший себя сторонником непримиримой борьбы со всякими отклонениями от образа действий, опробованного еще Адамом и Евой, вынужден был признать бесчеловечность уголовного наказания за шалость или легкомыслие самой природы.

– Но все равно, дорогой Сережа, – с глубоким чувством прошептал Зиновий Германович, – зачем туда?

Сергей Павлович объявил этот вопрос риторическим и в свою очередь захотел узнать, что означают слова «к нам в баню».

– Вы мне пальто, я вам – номерок. Гардеробщик. Довесок к пенсии. Кто пожелает – могу массаж. Руки пока еще слава Богу.

В Сергее Павловиче тотчас вспыхнул боевой дух и, сдвинув в сторону бутылку, стаканы и консервную банку, он утвердил на столе свою согнутую в локте правую руку.

– А ну! Битва в «Ключах», Цимбаларь-Муромец против… Кто я?! Самый страшный из вопросов, которые задает себе человек. Ага! Русский эпос против испанского романа. Объявляю себя Рыцарем Печального Образа и бросаю вам мою железную перчатку.

– Сереженька, я вас умоляю… Пощадите старика. Я навоевался и люблю тишину, мир и хороших людей.

– Муромец, вы обязаны! – уже почти кричал Сергей Павлович и вызывал соперника грозно стиснутым кулаком. – «Ключи» – это Россия, которая вправе потребовать от вас жизни. Священные сортиры Родины не должны быть осквернены врагами!