Александр Нежный - Там, где престол сатаны. Том 1

«Погоди! – пытался вразумить свою загадочную страну Сергей Павлович, вполне познавший нищету московских прилавков и угрюмую злобу очередей. – Там хоть шаром покати. Другие времена настали!»

«Знаем, знаем, знаем, – враждебно отвечали ему колеса. – Для вас пусто, для нас густо. Нам хоть бы докторской кусок в наш русский тощенький мешок».

Мой вечно несытый народ.

– А все он, сука пятнистая. Сюда вильнет, туда вильнет. И рыбку съесть, и на хрен сесть. Эту партию сраную давно надо было раскассировать, а после того первым делом – мумию на свалку.

– Его надо, как Гришку Отрепьева – в пушку зарядить и жахнуть им в белый свет.

– Моровая язва начнется.

– Да ворье одно! Кузьмич первый вор, его Гдлян обличил.

Мышка-муж зарделся, обвел соседей напротив ищущим взглядом и остановил свой выбор на Сергее Павловиче.

– Как можно! – гневно пискнул он, а его подруга кивнула. – Ничего святого. Все достижения, все! В одну кучу. На Владимира Ильича замахнулись!

Сергей Павлович вздохнул и поежился. Старик скосил бельмо на мышку.

– Бог ума не дал – сиди тихо, не урчи.

– Наглость, – вскипел муж и теперь уже как на постыдно дрогнувшего соратника взглянул на Сергея Павловича, призывая его немедля искупить вину совместным отпором.

– Коля, умоляю, – под локоток взяла его жена. – Не время и не место.

– Не райком, конечно, – согласился старик. И зрячий глаз его, и бельмо источали презрение. Затем он вбуровил свой голубой циклопический глаз в переносицу Сергея Павловича и с жестокой усмешкой на бледном лице объявил, что гаденышей давил и в зоне. – Вот так, – показал старик, крутанув будто вырезанным из железа ногтем большого пальца правой руки по корявой ладони левой.

– Тайны Кремля! Все мужья Раисы Горбачевой! Из надежных источников!

– Ну да, – хрустнув челюстями, длинно зевнула соседка Сергея Павловича. – Источники. Свечку держали.

Все перемешалось в России и стало действительно непостижно уму. Взять хотя бы эту электричку, а также другие, со свистом Соловья-разбойника проносящиеся мимо. По нынешним временам им полагалось бы ржаветь в своих стойлах или валяться под насыпью, пустые глазницы уставив в небо. Но бегут из последних сил. Чахнущее государство с артериальным давлением, близким к нулю, костяным пальцем грозит мне со смертного одра: служи, сукин сын! Труд, делающий человека свободным, есть дело чести, доблести и геройства. Отстань.

Околевай с миром. Инстинкт службы сходит на нет, а жажда жизни гонит за колбасой. Хеопс построил пирамиду, а советская власть – трехсотмиллионную очередь. Эй, эй! что за гнида там впереди всех лезет?! Инвалид войны? Катись со своим удостоверением, недобиток! Дайте пожрать хоть чечевичной похлебки, и я буду ваш до гроба, в чем перед лицом товарищей торжественно клянусь и моей собственноручной подписью подтверждаю: Мыриков , победитель социалистического соревнования.

Есть ли что-либо более несовместимое, чем все это (и Сергей Павлович обвел мысленным взглядом плотную массу ближних и дальних своих спутников и соотечественников) – и представший перед ним в лесу белый старичок с его странными словами? Дорогая моя Отчизна немедля отправит старца куда подальше, как очередь – инвалида войны.

Но между тем и в себе самом, на дне души , отмечал Сергей Павлович глухое раздражение, несомненно направленное против нежданного собеседника и в некотором роде обличителя. Теперь ему за улыбку и беспричинный восторг свой было неловко – так, будто он сморозил глупость и в общем тяжелом молчании один только над ней смеялся.

Одновременно он стыдился своего раздражения, сознавая, но не желая и даже боясь признать, что случившееся с ним было чудом, незаслуженным даром небес, первой за всю его жизнь и, вероятно, последней милостью судьбы.

Нельзя же в конце концов считать эту милость второй, отводя первое место явлению Людмилы Донатовны и длинной череде проведенных с нею страстных ночей. Бешеный приступ любовной горячки, угаснувшей с треском и чадом.

«Бред!» – пристукнул он кулаком о колено и враждебным взглядом ответил на удивленно вскинувшиеся бровки мышки-мужа. Тот, в свою очередь, недобро на него посмотрел. «Ерунда и бред!» – в два удара попытался Сергей Павлович отсечь от себя лес, болото, старичка-светлячка, Людмилу Донатовну и неведомо почему оказавшуюся в том же ряду Аню, сохранив, однако, для будущих встреч Зиновия Германовича и намеченный с ним поход в баню.