Дорис Лессинг - Джордж «Леопард»

— Да, баас.

— Это новая жена Смоука?

— Да, баас, — ответил парень, опустив глаза.

Джордж подавил в себе желание оправдаться: «Я ведь этого не знал», — желание, которого он устыдился, и сказал:

— Хорошо, можешь идти. — Он злился все больше. Все это приводило его в ярость; совсем не по своей вине он оказался в дурацком положении.

Вечером, когда он сидел у себя в комнате и читал, еле заметно улыбаясь, вошла все та же девушка. Молодая, красивая, но для Джорджа это больше не имело значения.

— Почему ты мне не сказала, что ты новая жена Смоука? — спросил он.

Она не растерялась.

— Я думала, баас знает, — ответила она, стоя в дверях все в той же позе смиренной скромности.

Возможно, она и в самом деле так думала, но Джордж настаивал:

— Почему же ты пришла, если не была уверена, что я об этом не знаю?

— Но он старик, баас, — изменившимся голосом, умоляюще сказала она, вся передернувшись от отвращения.

— Больше не приходи, — сказал Джордж.

Она перебежала комнату, бросилась на пол и обняла его ноги.

— Баас, баас, — лепетала она, — не прогоняй меня.

Злость, которая уже было улеглась у него в душе, вспыхнула вновь. Он отшвырнул ее от себя и вскочил.

— Вон отсюда! — крикнул он.

Она медленно поднялась и стояла, как прежде, смиренно покорная, только теперь лицо ее омрачала печаль. Она не проронила ни слова.

— Не смей больше приходить! — приказал он.

Она не шелохнулась, тогда он взял ее за руку с той подчеркнутой мягкостью, какая вызывается сдерживаемой злостью, и вытолкнул из дому. Потом запер дверь и лег спать.

На ночь Джордж всегда оставался в доме один. Повар и слуги, вымыв посуду, уходили в поселок, и только один из садовых рабочих спал вместе с собаками в сарае на задворках, охраняя дом от воров. Слуги жили у Джорджа подолгу, но садовых рабочих у него не было постоянных: они менялись через несколько месяцев. Этот служил у него всего недели три, и Джордж, не потрудился завоевать его расположение.

Около полуночи у черного хода раздался стук; Джордж открыл дверь и увидел своего рабочего с такой ухмылкой на физиономии, какой ему еще не приходилось видеть у туземцев, по крайней мере по отношению к себе, Рабочий указал на черную фигуру под огромным деревом, которое в ярком лунном свете казалось особенно громадным, и доверительно шепнул:

— Она там, баас, ждет тебя.

Джордж не раздумывая, дал ему тумака, чтоб согнать у него с лица эту ухмылку, и вышел в залитый лунным светом двор. Девушка не двинулась, не взглянула на него. Она стояла и ждала, опустив руки, словно статуя скорби. Эти руки — их беспомощность — вконец разозлили Джорджа.

— Я тебе сказал, убирайся откуда пришла, — прошипел он злобно.

— Я боюсь, баас. — И она заплакала.

— Чего ты боишься?

Туземка взглянула в сторону поселка. Глаза ее блестели в лунном свете, падавшем сквозь ветви сверху. До поселка целая миля зарослей, и по обе стороны дороги — горы, большущие скалы, отбрасывающие густые тени. Где-то выла на луну собака; из зарослей доносились самые разнообразные ночные звуки: голоса птиц, стрекотание насекомых, рычание каких-то неведомых зверей; то была жизнь во всем ее многообразии, жестокая жизнь. И Джордж, глядя на поселок, который в этом призрачном свете, казалось, отступил назад, слился с деревьями и скалами — ни единый огонек не выдавал его присутствия, — ощущал то же, что и всегда; именно это чувство привело его сюда много лет назад. Он смотрел, и ему казалось, что он куда-то медленно плывет, растворяясь в зарослях и лунном сиянии. Он не испытывал ужаса, не понимал, что такое страх; в нем самом жила такая же жестокость, крепко запертая где-то в глубине. А девушка, которая выросла среди этих зарослей и этой глуши, не имеет права дрожать от страха. Такие туманные мысли проносились в его голове.

Свет луны лился на Джорджа, и было видно, как на мгновение у него искривился рот. Он грубо потянул девушку к свету, повернул лицом к поселку и приказал:

— Теперь иди. — Ее всю трясло. Он чувствовал, как, словно в порыве страсти, содрогается ее тело, и, оттолкнув ее так, что она едва не упала, он снова повторил: — Иди!

Девушка отчаянно рыдала, заслонив рукой глаза. Джордж окликнул рабочего, который стоял неподалеку от дома и наблюдал за происходящим; у него было такое выражение лица, что Джордж предпочел не обратить внимания.

— Отведи эту женщину назад в поселок.

Впервые в жизни Джорджа его ослушался цветной. Парень просто покачал головой и заявил с прямотой — не грубо, а скорее с упреком, что его просят сделать то, о чем не следовало просить.