Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы [litres]

– Это правда! Вы мне очень нужны, Йоланда! Более чем когда-либо. Вы молодец! Вы не испугались бомбежек. Сохраняли спокойствие под обстрелами, вы не падали в обморок при виде тяжелых ранений. Своим самообладанием вы показали хороший пример нашим молоденьким медсестрам.

Йоланда расцвела от столь щедрых похвал.

– Я только взгляну, как там мама и папа, и сразу же вернусь!

Йоланда бежала по городским улицам – и не узнавала их. Особенно страшными были разрушения в старой части города. Там, где когда-то стояли элегантные венецианские виллы, чернели глубокие воронки и дымились развалины. Бочки с вином валялись прямо на проезжей части, и из них сочилась жидкость, похожая на кровь. В горах мусора деловито суетились крысы, рядом лежали искореженные канистры с оливковым маслом. Пахло гарью и смрадом от разлагающихся на жаре трупов. И везде, куда ни кинь взор, царили разруха и мерзость запустения.

Йоланда почти бегом проскочила разрушенные кварталы, не в силах созерцать зловещие картины опустошения, нанесенного недавними бомбежками. Такое прекрасное солнечное утро! Бирюзовая морская гладь блестит и переливается на солнце, отливая то глубокой синевой сапфиров, то радостными отсветами изумрудов. Разве можно убивать и разрушать среди такой красоты?

Никто толком не знал, как поступить с Пенелопой Георгиос. По ее словам, она гражданка Греции, никогда не служила медсестрой в британской армии, обучалась в Афинах, что можно, при желании, проверить. Любой представитель Красного Креста в Афинах подтвердит сию информацию, ибо она имеет репутацию добросовестного и квалифицированного работника. Пенни, излагая свою легенду, старательно гнула именно линию греческого происхождения, объявив немецким властям, что документы были утеряны в море во время бомбежки их судна, на котором она сопровождала раненых на Крит. Несмотря на некоторые нестыковки, пока легенда работала. Ведь только истинный грек мог заметить едва слышимые шероховатости в ее произношении. Касательно своего прошлого Пенни скупо обронила, что получила домашнее воспитание, что у нее была английская гувернантка и потому она неплохо понимает по-английски. Она также сообщила, что родилась в богатой семье, но после того, как объявила о своем намерении стать медсестрой, семья отказалась от нее. Все это, в сущности, было полуправдой-полуложью, но и в откровенном вранье ее было трудно уличить, а потому пока никто не мог поставить под сомнение ее слова. Врачи британского госпиталя подтвердили, что Пенни действительно прибыла к ним в самом конце кампании, якобы по указанию Красного Креста, который направил ее на Крит для обучения местных женщин азам оказания первой медицинской помощи.

Раненый капитан-десантник с удовольствием продолжал исполнять при ней функции переводчика. Он лично сопровождал ее по лагерю, когда ей нужны были санитары для оказания помощи пленным. Однажды в разговоре с ним она мимоходом выказала интерес к греческой истории, и капитан тут же рассказал ей, что тоже увлекается археологией. Судя по всему, он страшно обрадовался тому, что у них обозначились какие-то общие интересы. Она, в свою очередь, рассказала ему, что посещала в Афинах публичные лекции, которые устраивали в Британской школе археологии. А он стал спрашивать, читала ли она что-нибудь о Кносском дворце, и даже порекомендовал ей несколько книг, правда повествующих уже о раскопках Шлимана в Мессине. Но Пенни сделала вид, что утратила интерес к археологическим изысканиям. Ей не хотелось чересчур тесно сближаться с капитаном.

Ее необычный статус – единственная женщина среди стольких мужчин, выхаживающая в пещерах раненых с обеих сторон, снискал ей немалую популярность, особенно в местных властных структурах. Ей даже предлагали дать интервью какому-то журналисту, пообещав опубликовать его во всех греческих газетах. Так сказать, живой и наглядный пример позитивного сотрудничества Греции с Третьим рейхом. Но такая бешеная популярность отнюдь не входила в планы Пенни. Меньше всего она жаждала внимания к собственной персоне. Ее положение на Крите было и так слишком шатким. Чуть позднее ей предложили вернуться в Афины вместе с ранеными англичанами и врачами и тоже обещали опубликовать статью о ее уникальном опыте работы в пещерах. Само собой, ей было предложено продолжить сестринскую практику в греческой столице. Соблазн был велик, но Пенни уже успела прикипеть к Криту, а потому твердо решила, что пока она останется на острове. Прощаясь с Питером и Дугом, она попросила их лишь об одном: не выдавать ее английские корни и никому не рассказывать о том, где она сейчас.