Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы [litres]

Пенни пулей помчалась переодеваться. Они потом договорят с доктором Форситом, а пока ей надо спасать бедняг от солнечного удара. Наивные люди! Решили, видно, впитать в себя все солнце Крита. Бедолаги даже не подозревали о том, каким опасным может быть ласковое греческое солнышко.

Завтра она подумает о том, как ей узаконить свое пребывание здесь. Узаконить вопреки всем правилам и инструкциям. Разумеется, начальство, по своему обыкновению, станет протестовать. Но, в конце концов, она же из миссии Красного Креста. В случае необходимости ее можно будет переправить куда-нибудь, так сказать, в частном порядке. Да, корабль, вышедший в море без нее, – это знак. Верный знак того, что ей нужно остаться. И она остается!

– Невероятно, да? – воскликнула я, обращаясь к сидящей за рулем Лоис. Мы мчались на арендованной машине по новенькому автобану, именуемому Национальной автострадой, уносясь все дальше и дальше на восток от бухты Суда. Следуя полученным инструкциям, Лоис постоянно сверялась с картой, боясь пропустить указанное место и проехать мимо нашей виллы. – Единственная британская медсестра на всем острове! Но так и было, поверь мне! А про себя я думала: «Наконец-то ты добилась своего!» Впрочем, в глубине души я отлично понимала, какому риску себя подвергаю. Поначалу я даже робко надеялась на чудо. А вдруг кто-нибудь из девушек остался? Вдруг про кого-нибудь просто забыли в спешке отъезда? Или кто-то, подобно мне, задержался в городе и не смог вовремя вернуться в лагерь? Я даже пробежалась по всем палаткам в поисках Сэлли или других знакомых медсестер. Тщетно! Я оказалась единственной идиоткой, оставшейся верной своим безумным принципам, хотя все внутри меня моментально заиндевело от страха. Но делать нечего! Я отправилась на свой пост и включилась в работу. А потом все изменилось!

– Одна-единственная женщина – и тысячи мужчин вокруг! Как ты с ними только справлялась! – сочувственно сказала Лоис, не отрываясь от дороги, всецело сосредоточившись на непривычном для нас, англичан, правостороннем движении.

– Еду мне приносили. У меня была своя отдельная каморка, из которой я и носа не высовывала в часы, свободные от дежурств. Выходила только на обходы по палатам. А потом обстановка так накалилась, что стало уже не до приличий. Все это полетело к чертовой бабушке. Ну да это уже другая история.

Мы свернули с автострады в сторону побережья, немного попетляли по деревенским дорогам и остановились возле красивого двухэтажного дома из камня с террасой на первом этаже. Небольшая оливковая рощица прямо за домом, внутренний дворик, утопающий в тени деревьев, посыпанный гравием подъезд для машины. А еще переливающийся на солнце бирюзой и лазурью бассейн, мгновенно привлекший внимание Алекса. Он пулей выскочил из машины и тут же помчался к воде. Место показалось мне совершенно незнакомым, хотя название самой деревушки, Каливес , вдруг отозвалось негромким аккордом в самых дальних закоулках памяти.

– Ну как? Нравится? – набросилась на меня Лоис, жаждущая получить достойную оценку ее усилий. – Я подумала, что этот дом тебе точно придется по вкусу. Ты же любишь все необычное.

– Очаровательная вилла! И деревня в двух шагах. Можно самим ходить за продуктами.

– Так ты здесь бывала?

– Не уверена. Главное – море рядом и магазины недалеко. Думаю, мы здесь чудесно проведем время. Но только одна просьба! Не суетись вокруг меня, ладно? Повози Алекса по острову. Покажи ему все местные достопримечательности. Если мне захочется куда-нибудь съездить, я вызову такси, и все дела. А пока же меня вполне устроят прохладная комната и пара глотков воды.

В доме царила прохлада, особенно живительная после испепеляющего зноя на улице. Мраморный пол в холле. Негромко жужжащий вентилятор в потолке. Простая, но уютная обстановка, тяжелые массивные стулья и стол из потемневшего от времени дерева. На столе – кружевная скатерть, кружевные занавески на окнах, на стенах – старинные гравюры и гобелены.

– Тетя Пен! Выбирай себе любую комнату, которая тебе больше нравится.

– Предпочту ту, которая поближе к ванной и туалету, – улыбнулась я.

– Я по дороге сюда насчитал двенадцать усыпальниц, – снова вставил слово Алекс. – А почему там горят лампы? И фотки какие-то…

– Это лампады, милый. Они напоминают каждому, кто проезжает мимо, что жизнь коротка и порой бывает очень жестокой. Зато память может быть вечной. Вечный огонь – это молитва по усопшим, а фотографии позволяют нам не забывать, какими мужественными были те люди, которые обрели здесь свой вечный покой.