Александр Чаковский - Нюрнбергские призраки (книга вторая)

С этими словами он взял, скорее, вырвал письмо Ангелики, вложил в конверт и спрятал его во внутренний карман своего твидового пиджака.

Потом сказал, стараясь говорить мягко и проникновенно:

— Я представляю себе, Рихард, что происходит сейчас в твоей душе. Да, я мог и но показывать тебе это письмо, твоя мать предусмотрела такую возможность. Но… вспомни последние строки: там говорится об условии, при котором я могу сохранить письмо в тайне от тебя. Однако я вижу, ты не следуешь моим советам. Более того, я подозреваю, что ты и впредь не будешь меня слушаться, и тогда я понял, что должен показать тебе письмо… Ты молчишь?

…Рихард сидел, не произнося ни слова. Все окружающее как бы отодвинулось от него, ушло в почти неразличимую даль. Рихард не видел сейчас ничего и никого: ни Гамильтона, ни комнаты, в которой находился… Теперь у него никого нет — ни отца, посвятившего жизнь служению рейху, ни матери. Он проклинал ее в душе. И сам он был не тот, каким считал себя раньше: не чистокровный немец, не ариец, а полукровка. В его жилах течет не только американская, но, может быть, даже и еврейская кровь, кто знает происхождение этого Гамильтона..

Наконец Рихард пришел в себя. Он встал. Тихо сказал:

— Я пойду.

— Куда ты пойдешь? — спросил, тоже вставая, Гамильтон.

— Домой.

— Тебя отвезут, Рихард. Я понимаю, тебе хочется сейчас остаться одному. Ты воспринимаешь все, что узнал, как драму. Но ты переживешь ее, я знаю. Ведь ты сильный человек, Рихард. То, о чем ты узнал, не сможет и не должно заставить тебя воспринимать жизнь иначе, чем до сих пор. В конце концов то, что я предложил тебе, — на время уехать в Штаты, было вызвано не только желанием, пусть эгоистическим, еще какое-то время быть рядом с тобой. Ты прошел бы там школу, которая удвоила, утроила бы твои силы, твой опыт. И ты смог бы вернуться в Германию созревшим для больших дел. В малом отражается большое. Германия не добьется господства в Европе без американской помощи. Так и ты, не пройдя американскую школу, останешься здесь всего лишь мальчиком на побегушках, к тому же постоянно рискующим жизнью. Разве тебе это неясно?.. Ну, почему ты молчишь?

— Я уже сказал: нет! — твердо ответил Рихард. Теперь им постепенно стала овладевать новая мысль. Да, то, что он узнал, было ужасно. Но он должен искупить вину своей матери. Отстоять право быть подлинным немцем. Нет, не советам этого американца, чужого для него человека, будет он следовать. Наоборот, он еще смелее пойдет навстречу любым подстерегающим его опасностям. Горькое сознание того, что произошло, лишь укрепит его волю к борьбе.

— Может быть, ты переночуешь у меня? — спросил Гамильтон.

— Мне надо быть дома! — резко оборвал его Рихард.

— Хорошо. Тогда я сейчас вызову машину. — Гамильтон вышел из гостиной в кабинет.

Рихард услышал, как Гамильтон произнес несколько слов по телефону. Потом он вернулся, сказал:

— Машина будет минут через пятнадцать, — и опустился в кресло.

И снова наступило молчание.

Рихард старался не смотреть на Гамильтона, а тот, откинувшись на спинку кресла, сдавил ладонями свои седеющие виски. Наконец он откинул голову и, тоже не глядя в сторону Рихарда, спросил:

— Ты никогда не простишь мне того, что случилось?

Рихард молчал.

— Встань на мгновение на мое место, — продолжал Гамильтон, — я одинокий человек. У меня никогда не было детей. И вдруг я приобрел сына. Могу ли я не радоваться этому?

— Приобрели? — с презрением спросил Рихард. — Вы, американцы, всегда что-нибудь приобретаете. И в Южной Америке. И в Германии, на черном. рынке после войны. Вы хотели бы приобрести и саму Германию. Да, мы можем и хотим быть вашимч союзниками в борьбе с коммунизмом. И здесь, в Германии, и во всем мире. Но «приобрести» нашу страну так же просто, как вы «приобрели» сына, вам не удастся. Да я и не верю вам!

— Не веришь… во что?

— Что я ваш сын. Мать могла ошибиться.

— В таких вопросах женщины никогда не ошибаются, Рихард.

— Пусть так. Вы «приобрели» сына. Но я не приобрел отца. Он у меня уже есть. И если я поначалу откликнулся на ваш телефонный звонок и пришел к вам, то только потому, что видел в вас друга моего отца А вы его предали!

— Опомнись, Рихард, что ты говоришь! Ты не в силах перенести себя в обстановку тех лет, в обстановку хаоса, разорванных войной семейных связей, поисков душевного пристанища…

"И вы нашли его в постели моей матери?!" — эти слова чуть было не сорвались с губ Рихарда. Но он сдержался. Однако Гамильтон, видимо, прочел его мысли.