— Это здесь, — сказал Кельнер.
У двери он вежливо пропустил нас вперед. В помещении никого не было.
— Печи сдвоены, — объяснил Кельнер.
Он сам открыл тяжелую металлическую дверцу печи и показал нам ее внутренность.
— Вместимость — три трупа. Топка производится коксом. Благодаря мощным вентиляторам жар в печи очень быстро доводится до необходимой температуры.
Он закрыл дверцу, и я спросил:
— Простите, господин штандартенфюрер, а сколько потребовалось бы печей, чтобы за сутки сжечь две тысячи единиц?
Он рассмеялся.
— Две тысячи! Ну, дорогой мой, и размах же у вас!
Он вынул из кармана блокнот, золотой карандашик и начал быстро набрасывать на бумагу цифры.
— Восемь сдвоенных печей.
Я переглянулся с Зецлером. Кельнер продолжал:
— У меня лишь две сдвоенные печи.
Он вскинул правую бровь, монокль выскочил, и он подхватил его с ловкостью фокусника.
— Но я рассматриваю их лишь как подсобное оборудование, — добавил он. — Прошу вас!
Он вставил монокль в глаз и первым вышел из помещения. Я пропустил вперед Зецлера и тихонько похлопал его по плечу.
Машина штандартенфюрера поджидала нас у дверей. Зецлер сел рядом с шофером, я — слева от Кельнера на заднем сиденье.
Сальное, терпкое зловоние все усиливалось. Мы приближались к купе деревьев, из-за которой поднималось облако черного дыма.
Кельнер велел остановить машину. Перед нами открылась живописная лужайка. В глубине ее на протяжении примерно пятидесяти метров из земли подымался густой дым. В дыму смутно проглядывались суетящиеся фигуры эсэсовцев и заключенных. Иногда из земли вырывались языки пламени, и силуэты людей окрашивались в багровый цвет. Зловоние стало нестерпимым.
Мы приблизились. Дым и пламя подымались из широкого рва, в котором виднелись голые трупы обоего пола. Под действием пламени тела то скрючивались, то распрямлялись, то внезапно подскакивали, точно живые. В воздухе стояло жуткое потрескивание, словно жарилось мясо. Высокие черные языки пламени отбрасывали иногда багровый свет — яркий и какой-то нереальный, как бенгальский огонь. По краям рва, на равных расстояниях, были навалены груды нагих тел, вокруг которых суетились заключенные из особой команды. Из-за дыма трудно было рассмотреть, чем они заняты, но то и дело с обеих сторон вдоль всего рва, внезапно озаряясь светом пламени, в воздух взлетали подбрасываемые в костер трупы и падали в огонь.
В десяти метрах от себя я заметил капо 5 5 Капо — надсмотрщик из заключенных.
. Он стоял, повернув голову, с широко раскрытым ртом — должно быть, выкрикивал какое-то приказание, но я ничего не слышал. Шипение и треск горящего мяса заглушали все.
На лице Кельнера отражалось багровое зарево. К носу он прижимал платок.
— Идемте! — крикнул он, почти касаясь губами моего уха.
Я последовал за ним. Он привел меня на другой конец рва. Метрах в трех от нас, внизу, в устроенном во рву резервуаре кипела какая-то густая жидкость. Поверхность ее все время пузырилась, и от нее поднимался зловонный чад. Один из заключенных спустил туда на веревке ведро и зачерпнул жидкости.
— Жир! — прокричал у меня над ухом Кельнер.
С того места, где я стоял, я мог одним взглядом охватить весь ров. Заключенные вокруг нас метались, как безумные. Подвязанные под глазами платки закрывали им нос и рот, и казалось, что у них нет лиц. Чуть дальше фигуры уже исчезали в густых облаках дыма. Голые тела, которые они швыряли в ров, казалось, выпрыгивали из бездны небытия. Трупы безостановочно летели справа, слева, переворачивались в воздухе, как клоуны, и, внезапно озаренные снизу пламенем, падали, словно проглоченные огнем.
Подошел с ведром еще один заключенный, веревка развернулась, и ведро зачерпнуло жидкость.
— Пошли! — прокричал у меня над ухом Кельнер.
Мы возвратились к машине. Зецлер уже поджидал нас, прислонившись к дверце. Увидев меня, он подтянулся.
— Простите, пожалуйста, — сказал он, — я потерял вас в дыму.
Мы сели в машину. Никто не произнес ни слова. Кельнер неподвижно застыл на своем месте. Он сидел выпрямившись, и его профиль вырисовывался на оконном стекле.
— Вот видите, — сказал он, снова садясь за свой письменный стол в кабинете, — способ простой... но пришлось долго действовать вслепую, пока мы довели его до совершенства... Прежде всего, ров должен... как бы сказать... иметь оптимальные размеры.
Он вздернул правую бровь, монокль снова выскочил, он подхватил его на лету и принялся вертеть между большим и указательным пальцами.
Читать дальше