Лео Яковлев - Чёт и нечёт

Обратным билетом для Ли по поручению дядюшки еще до его приезда занялись хозяйственники Академии наук, которые, учитывая личность, положение и известные привычки заказчика, приобрели место в спальном вагоне с двухместными купе — в проходящем через Харьков поезде Москва—Кисловодск.

Еще выходя из дядюшкиного «ЗИМа» у старого доброго Курского вокзала, Ли обратил внимание на шедшую перед ним женщину лет тридцати. Его внимание привлекла ее походка, крайне неуверенная, несмотря на легкую поклажу в ее руках. Женщину провожал типчик примерно ее лет, одетый с иголочки. Пропуская ее в дверь вокзала, он почувствовал присутствие идущего за ним следом Ли и смерил его взглядом.

В зале ожидания Ли потерял ее из виду и забыл о ней. Сам он немного поболтался, заглядывая в буфеты и киоски, и пришел к вагону минут за пять-десять до отхода поезда. В отличие от других, весьма населенных вагонов, спальный вагон-люкс, цеплявшийся в те годы, как правило, в конце состава, казался безлюдным, и в его коридоре Ли вообще никого не увидел, а когда раскрыл дверь своего купе, с удивлением обнаружил там встреченную им на привокзальной площади женщину. Она уже была одна и раскладывала какие-то свои дорожные вещи. Ли поздоровался и, поставив на койку свою поклажу, вышел в коридор. Когда поезд тронулся, он еще немного постоял у окна в проходе, глядя на бегущую мимо Москву, и зашел в купе. Его попутчица к этому времени успела переодеться и чинно сидела за столиком.

Ли еще полностью находился во власти нахлынувших на него новостей и сидел, погруженный в глубокие раздумья, не представляя себе, что же будет с его учебой и вообще с жизнью, и поэтому не сразу почувствовал, как в его сознание, а вернее — в подсознание, стали проникать какие-то посторонние «помехи». Наконец их поток стал настолько интенсивным, что вернул его к действительности, и он почувствовал, что по его лицу, по закрытым векам бродит странный взгляд сидящей рядом женщины, хотя в чем заключена его странность, Ли понял не сразу. Только посмотрев ей прямо в глаза, он заметил, что глаза эти состоят из одних темных зрачков, почти без ободка, на ослепительно белом поле.

— Накурилась? — бесцеремонно спросил Ли.

— А ты откуда такой грамотный? Сам, наверное, балуешься?

— Знаю, хоть и не балуюсь…

— Значит, колешься…

На Ли была рубашка с длинными рукавами, и женщина, расстегнув ему пуговицы на манжетах, стала рассматривать руки.

— Красивые руки, — прошептала еле слышно.

Потянувшись к правой, дальней от нее руке, она слегка прижалась к нему. В это время вагон занесло на повороте, и она по инерции ткнулась ему губами в щеку, а он взял ее левой рукой за плечо, чтобы она не упала.

— Вот и поцеловались! — сказала она.

— Это ты меня поцеловала, а не я тебя, — возразил Ли, не убирая руку с ее плеча.

— Ну так поцелуй, если не брезгуешь!

Ли спокойно повернулся к ней, взял ее лицо в свои руки и крепко поцеловал ее в губы. И тут он почувствовал, как трудно дается ему это спокойствие, и вспомнил, что у него уже почти шесть лет (пролетевших как один день!) не было женщины. Ничего не было, если не считать нескольких поцелуев на вечеринке и с Тиной, да еще в первый студенческий год, когда его выбрала себе в провожатые Рита, жившая на полпути между институтом и его домом.

Пока он об этом думал, его попутчица поднялась, села к нему на колени и, обняв его, сама нашла губами его губы. Ли почувствовал, как ее язычок ласково их раздвигает, и полез рукой к ней под халат, где у нее, кроме трусиков, ничего не было. В этом положении их и застал проводник, открывший без стука дверь, чтобы предложить «чайку». Ли сказал, что он сам подойдет за чаем, дверь закрылась, но когда он встал, то оказалось, что ему следует успокоиться.

— А это что у тебя? Раньше не было! — невинным голоском спросила попутчица и положила руку ему на оттопырившиеся брюки.

— Отстань! Я же так никогда не выйду, — проворчал Ли.

Поставив чай и печенье на стол, Ли не торопясь повернулся и тщательно, давая ей время сказать «не надо», запер дверь. И только тут заметил, что ее полка уже застелена. Она встала, сняла халатик и осталась в одних трусиках. Ли залюбовался ею, прислонившись к двери. Тогда она подошла и, сняв с него рубаху, принялась за пояс брюк.

— Подожди, я сам! — смущенно сказал Ли, которого впервые в жизни раздевала женщина.

Он тоже остался в трусах, и они легли рядом. Ли не торопился. Он с наслаждением ласкал ее совершенное, еще не тронутое разрушительным Временем тело, целовал крепкую, будто по его вкусу сделанную, небольшую девичью грудь, отметив про себя, что соски несколько великоваты по сравнению с теми, что он знал прежде.