Ха Кхань Линь - Девушка из бара

Портьера чуть колышется и щекочет ему лицо, цветы словно с любопытством подглядывают за ним и предостерегают: «Ничего не выйдет, иди назад! Если мать проснется — все пропало! Иди назад!..»

Тай в нерешительности замирает на месте, готовый немедленно вернуться назад. Но перед его глазами вдруг возникают стопки новеньких ассигнаций — семьдесят тысяч, восемьдесят тысяч, девяносто, сто… И еще, и еще новые стопки… Множатся цифры на новеньких блестящих банкнотах. Собрав всю свою решимость, он делает шаг вперед. Волосы матери разметались по подушке, распространяя сильный запах духов.

Он наклоняется, медленно подается вперед. Тонкие пальцы по-прежнему касаются шкатулки, они словно срослись с нею. Попробуй только тронуть шкатулку, как эти пальцы тут же почувствуют прикосновение и мать проснется, словно от звона будильника!

Несколько раз он протягивал руку и тут же отдергивал. Фат сейчас, наверное, уже успел отпереть ворота и ждет его под лестницей у двери, ведущей в кухню. Он делает над собой усилие и, протянув руку, замирает на мгновение, затем двумя пальцами осторожно сжимает шкатулочку. Тай стискивает зубы, и его пальцы не дрожат. Быстрым движением он отодвигает шкатулку в сторону. Душа у него уходит в пятки: шкатулка отделилась от тонких пальцев!

Термометр кондиционера в противоположном углу по-прежнему показывает двадцать градусов — он в этом уверен, но чувствует, что его обдало жаром и он взмок от пота. Он делает новое усилие, снова сжимает шкатулочку, стараясь держать ее строго горизонтально: от неосторожного движения часы могут сдвинуться с места и удариться о стенку шкатулки — даже такой незначительный звук может все погубить! Тай на цыпочках отходит от кровати. До чего страшно! Но пока все в порядке. В следующее мгновение он, как белка — легко и бесшумно, — перескакивает через ступеньки лестницы, прижимая к груди шкатулку. Он слышит одновременно удары собственного сердца и ритмичное тиканье часов. Часы действительно очень хороши, за них запросто дадут двести тысяч пиастров. Двенадцатая, четырнадцатая, шестнадцатая ступенька… Еще семь шагов — и он будет внизу. Раздается бой стенных часов: двенадцать часов сорок пять минут. Он с ужасом осознает, что опаздывает на целых пятнадцать минут: быть может, Фат уже не ждет его. И как раз в этот момент раздается истошный крик матери, затем наверху включается яркий свет, так что даже на лестнице рассеивается мрак. Как кошка, Тай бесшумно проскальзывает в чуланчик, где спит Тхюи с братом, сгибается так, что становится вдвое ниже, и как раз в это время слышится топот ног. Он достает из кармана фонарик, находит квадратное отверстие — оно приходится как раз над кроватью, где спят Тхюи с братом, приставляет к нему фонарик. Тай подает условный сигнал: два зеленых и три красных. Повторяет сигнал, но снаружи никто не отзывается. Черт побери! Возможно, топот ног, который он только что слышал… Ну конечно, это был Фат! Проклятье!

Наверху голосит мадам Жаклин, трещит электрический звонок. Тай холодеет от ужаса: что теперь делать? В разных углах дома слышатся шаги — это один за другим просыпаются домочадцы, кажется, кто-то спускается по лестнице. Но Тай уже взял себя в руки. Нет, на лестнице никого нет, пока шаги и шум раздаются лишь в комнате матери. Он прячется под кровать, где на драных циновках и одеялах спит Тхюи и ее брат. Ему кажется, что часы тикают еще громче. Его охватывает новый приступ страха: что будет, если Тхюи и ее брат проснутся? И тут у него возникает идея. Он засовывает инкрустированную шкатулку под груду драных циновок и одеял. Словно камень свалился у него с души. Почувствовав огромное облегчение, Тай выпрямляется и на цыпочках выскальзывает наружу, на лестницу. К счастью, шум и переполох пока лишь в комнате матери. Он слышит голос шофера, голос счетовода и его жены, еще чей-то голос…

Он незаметно проскальзывает к себе, ложится в постель и укрывается одеялом. Никак не удается унять дрожь в коленях… Кто-то выходит из комнаты матери и спускается вниз по лестнице.

Мадам Жаклин входит в комнату сына:

— Еще за пятьдесят минут до того, как это случилось, я не спала, и вот они исчезли… Сыночек, они улетели, хоть и без крыльев… Ой, сыночек, ой, люди добрые… — причитает мать.

Тай уселся на кровати, протер глаза и спросил сонным голосом:

— Что случилось, мамочка?

У мадам Жаклин появилась новая возможность излить душу:

— Такое несчастье, такой удар судьбы, дорогой сыночек… Часы, которые папа подарил мне, уезжая в Сайгон, — ты их видел, — неожиданно исчезли… улетели без крыльев…